Я бы, может, занялся и обычной физикой, я ее вообще люблю, труды Нильса Бора читаю, словно приключенческий роман… Такую физику я мог бы изучать и в пединституте. Но после педа в аспирантуру не попадешь. А я уже сказал, что не хочу рядовой профессии, обывательской судьбы. Мой брат тоже закончил МИФИ. И он мне доказал, что для осуществления такой цели нет лучшего пути.
Я ему поверил, поэтому заставляю себя вгрызаться в то, что неинтересно и непонятно никому, кроме моего научного руководителя! Зато у меня потом будет все: индивидуальная работа, квартира, машина… Настоящий мужчина должен иметь машину. Он вообще должен всем обеспечить семью!
– А женщине, значит, можно иметь и рядовую профессию, и обычную судьбу?
– Женщине? Не знаю, не думал об этом. Наверное, если она красива, то уже одно это выводит ее из массовки. Хотя я предпочел бы красивой жене жену умную. Я хочу, чтобы и она тоже закончила аспирантуру… Кстати, в аспирантуру легче поступают именно гуманитарии. Ты не думала об этом? У тебя же все идет на «отлично»!
– Это до академки было так, но получится ли дальше? Может, не судьба мне в МГУ вернуться… Тогда оформлю перевод к нам в пед. Здесь-то уж справлюсь. Но в любом случае, если даже и заработаю красный диплом, в аспирантуру я не пойду.
– Вот как? Интересно, почему?
– Не знаю, как тебе объяснить… Зачем изучать то, что написали другие, пусть это Пушкин, Толстой, если можно писать самой? Я хочу писать! Не получится проза, попробую себя в журналистике, пойду в газету. Мне не терпится окунуться в жизнь! В этой, как ты говоришь, массовке столько на самом деле интересного… Ученый-литературовед работает в четырех стенах. Может, я ошибаюсь, но для меня он – как книжный червь. А меня пугают эти «четыре стены».
Знаешь, иногда выйду на балкон и такое чувство охватит! У нас с балкона кусочек Оки виден, луга за рекой, дальние леса… Вот так бы и полетела над землей, чтобы всю ее увидеть! Газета – это ведь и командировки, и встречи с людьми, это возможность постоянно расширять свой горизонт, набираться впечатлений…
Пока я сижу дома – мне и писать не о чем, хотя руководитель нашего литобъединения в МГУ говорил, что у меня есть талант. Это потому, что у меня «сенсорный голод» – слышал такой термин? Это значит, недостаток впечатлений. Конечно, сейчас болезнь мешает. Но я думаю, что у меня вообще повышенный, если можно так сказать, «сенсорный аппетит», мне, когда и болезнь пройдет, будет трудно его утолить.
Мне нужно жить с полным накалом, в полную силу – тогда будет что изливать на бумагу, о чем размышлять в своей прозе… Вот сейчас я просто мечтаю встретить рассвет где-нибудь на реке… Представляешь, какие там ранним утром краски, какие запахи! Стало бы это все вновь доступным – и никакой аспирантуры не надо…
– Ну, ты всегда была романтиком… Ты идеализируешь жизнь. Поправиться тебе, конечно, необходимо. А потом... Банально звучит, но я верю брату: самое главное для нас – учиться. Серьезно вгрызаться в науку, а то место в жизни упустишь…
Я ведь тоже в душе сентиментален. В 11 классе было время, когда мечтал стать школьным учителем, чтобы дружить с ребятами, видеть их глаза, в походы водить… Но брат выбил из меня эти сопли и слюни. Потом, когда всего добьюсь, можно будет дать волю чувствам, рассвет на реке встретить, то да се… А пока: ни-ни…
Хотя вспомнить что-то душевное иногда хочется. Не забыла, как я стащил у тебя тетрадь со стихами?
– Конечно, нет! Взял почитать, а потом и заявил: «Обижайся, как хочешь, но я ее тебе не верну!» Вот наглость! Хорошо, что я свои вирши помнила наизусть, записала их в новую тетрадь… А где та, первая теперь?
– Не бойся, не выбросил. Спрятал как память. Тогда, в школе, она многое для меня значила, я даже на ночь ее к себе под подушку клал. Вот дурак был! Однажды плакал, когда ты на новогоднем вечере все время с Женькой танцевала…
– Так ты же меня не приглашал!
– Приглашал. Раз или два. Больше не получилось, хотя хотел. Я рядом с тобой краснел, глупел, слова выговорить не мог…
– Скажите, пожалуйста! С чего бы это?
Андрей помолчал, старательно стряхивая пепел в банку. Во время нашего разговора он лихорадочно курил.
– Нравилась ты мне… Смешно вспомнить, но я тебя жутко ревновал…
Табуретка качнулась подо мной. Еще никто не говорил мне такого… Тем более не ждала я подобного признания от Андрея, всегда была уверена, что моя любовь остается без ответа. И вдруг… Неужели? Февральская метель, метавшаяся за кухонным окном, показалась вдруг такой прекрасной…