Ф. Энсти
Шиворот-навыворот
Сказочная повесть
1. ЧЕРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
Дело было вечером в понедельник в конце января 1881 года. Поль Бультон, эсквайр, глава торговой фирмы «Колониальные товары», расположенной на Минсинг-лейн, сидел в столовой своего дома на Вестборн-терраc после плотного обеда.
Мистер Бультон был высоким и статным господином, с манерами властными и слегка напыщенными. Ему было лет пятьдесят, хотя выглядел он гораздо старше.
Мистер Бультон откинулся в удобном кожаном кресле. У его локтя стоял стакан кларета, а ноги он вытянул к весело горящему камину. На первый взгляд казалось, что он достиг той высшей степени послеобеденного блаженства, каковое возможно благодаря сочетанию хорошей кухни, чистой совести и отменного пищеварения.
Увы, блаженство это было обманчивым. Выражение лица мистера Бультона никак не подтверждало столь скоропалительный вывод. Хозяин был явно чем-то обеспокоен и даже слегка напуган, словно в любой момент ожидал кого-то, чье вторжение был бессилен предотвратить.
При малейшем шуме в холле он привставал в кресле и смотрел на дверь со смесью тревоги и покорности судьбе, но как только шаги затихали, а дверь оставалась закрытой, он снова откидывался в кресле с явным облегчением.
Завзятые любители романов, прочитав это, боюсь, выскажут догадку, что вот-вот у мистера Бультона появится верный бухгалтер и сообщит, что их фирма разорена, или циничный и таинственный незнакомец с угрозой разоблачить то, о чем мистер Бультон хотел бы любой ценой умолчать.
Ничего подобного. Мистер Вультон и в самом деле был коммерсант, но дела его шли очень неплохо, что находится в полном противоречии с законами романного жанра, где занятия такого рода неминуемо ведут героя к краху в одном из трех томов повествования.
Мистер Бультон отличался безупречным прошлым и настоящим, и над его лысеющей головой не висел Дамоклов меч ужасных разоблачений. Ему не приходилось опасаться финансового краха, да и скрывать от мира было решительно нечего Он вовсе не годился в герои мелодрамы – жанра, к которому он не питал ни малейшего уважения.
Секрет его тревоги на самом деле был прост до смешного, и мне, право, неловко делать из этого тайну хотя бы на короткое время.
Этим вечером его сын Дик должен был возвращаться в школу-интернат, и мистер Бультон с минуты на минуту ждал наступления. сцены прощания, что и не давало ему покоя.
Это вполне могло бы послужить доказательством нежности отцовского сердца мистера Бультона, ибо очень многие родители сносят подобные разлуки по окончании школьных каникул с такой завидной стойкостью, что за ней подчас хочется заподозрить скрытое ликование.
Но мистер Бультон пребывал в расстройстве отнюдь не по мягкосердечию и не опасался, что прощание слишком пагубно подействует на его здоровье. Он был совершенно чужд сантиментов и не раз писал в газеты негодующие до трогательности письма с требованием сократить школьные каникулы, дабы не увеличивать родительские расходы на обучение своих чад.
Мистер Бультон был одной из тех нервных и беспокойных натур, что не в состоянии понять своих детей, и рассматривают их как малоприятные и совершенно непредсказуемые создания, испытывая к ним примерно те же чувства, что Франкенштейн к своему чудовищу.
Мистер Бультон с трудом сносил присутствие сына в доме и буквально изнывал от его бессмысленных и бесконечных вопросов, шума, грохота, смеха и прочих громких проявлений хорошего настроения, против которого не годились никакие средства. Общество сына было для него тяжким бременем, и он не чаял, как от него избавиться с первого же дня каникул. Мистер Бультон овдовел три года назад, и несомненно, отсутствие материнского такта и тепла, которое способно вовремя погасить излишний мальчишеский пыл, а также отвести от ребенка чрезмерные отцовские упреки, во многом способствовало тому, что отношения между отцом и детьми в семье Бультонов сделались куда более напряженными, чем следовало бы. Что касается Дика, то он боялся отца настолько, что не испытывал к нему никаких сердечных чувств, но это не удерживало его от привычных возрасту шалостей, и потому неудивительно, что необходимость возвращаться под начало доктора Гримстспа в работный дом, именуемый школой Крайтон-хауз, расположенной в Маркет-Родвелле, не вызвала у его отца никаких горестных переживаний.
И хотя час свободы мистера Бультона был близок, ему еще предстояло пройти через тревожные минуты прощания, а потому он не мог позволить себе полчасика подремать или отправиться в бильярдную выпить чашечку кофе и выкурить некрепкую сигару, как он непременно сделал бы в иных обстоятельствах. Но теперь его в любой момент могли потревожить.