– Они и так долго ждали, – напомнил мистер Блинкхорн. – Пора платить.
– Не буду! – закричал Поль. – Ни за что! Если бы вы знали об этом камне! Что за глупцы люди!
В отчаянии он решился на роковой поступок – он рванулся и бросился что есть мочи к шлагбауму, за которым начиналась дорога.
Тотчас же школьники, радуясь потехе, кинулись вдогонку. Несчастный пожилой коммерсант несся как заяц. Так ему не случалось бегать уже четверть столетия. Даже когда он удирал от Коггса и Кокора в первый вечер, он не бежал так быстро. Но погоня оказалась короткой. Вскоре Чонер и Типпинг схватили его за шиворот и упирающегося и лягающегося приволокли назад, к мистеру Блинкхорну, благорасположение которого Поль теперь утратил бесповоротно.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Чонер, – но в кармане у него что-то вроде кошелька. Можно, я его выну, сэр?
– Раз он отказывается вести себя как подобает, то вынь, – разрешил учитель.
Это был кошелек Дика, и, несмотря на сопротивление Поля, сей предмет был у него конфискован, а содержимое разделено между пострадавшими, после чего пустой кошелек вернулся к хозяину.
– Ну, а теперь, Бультон, – сказал мистер Блинкхорн, – если ты по-прежнему желаешь покинуть поле, то ступай.
Мистер Бультон, лишившийся остатков терпения, швырнул пустой кошелек в сторону и отбежал от мучителей в состоянии, близком к исступлению. «Покинуть поле!» Какая жуткая насмешка! Как же ему добраться до дома, отстоящего от школы на пятьдесят миль без гроша в кармане? Еще десять минут назад до желанной свободы было рукой подать, но теперь все рухнуло.
Никто не жалел его, никто не понимал! Мистер Блинкхорн и несколько энтузиастов возобновили игру, а остальные, разбившись на группки, приняли обсуждать случившееся, исполняясь все большим негодованием.
Оно могло принять определенные и неприятные формы, если бы вдруг кто-то не крикнул: «Внимание, Грим!» И в самом деле, у края поля показалась внушительная фигура доктора.
Мистер Бультон чуть не возликовал. Раз доктор решил посмотреть на футбол, значит, он в неплохом настроении. Поль даже попробовал обмануть себя, пообещав набраться сил и в перерыве подойти к доктору и поделиться своими бедами.
Игра же, до того еле теплившаяся, вдруг как по волшебетву приобрела размах и энергию. Даже мистер Тинклер, доселе не расстававшийся со своим романом, быстро сунул книгу в карман, и, очертя голову, ринулся в гущу борьбы, поощряя то одну, то другую сторону, пока, наконец, не выяснил, за какую команду играет.
Доктор приближался величественной походкой, на ходу подбадривая футболистов:
– Молодец, Матлоу! Отлично сыграно, сэр! Вперед, вперед! Не бойся! Не хватай мяч руками, Сиггерс! Соблюдай правила, или выйди из игры!
Когда же мяч подкатился к нему, доктор Гримстон подбросил его ногой вверх и, сохраняя невозмутимость и достоинство, двинулся в атаку сквозь почтительно расступающиеся ряды защитников. Оказавшись в непосредственной близости от ворот, он забил гол под слабые и, приходится опасаться, не очень искренние аплодисменты, после чего повернул к центру с видом человека, уставшего от побед.
– За какую команду я сыграл? – осведомился он и, получив разъяснения от Типпинга и Чонера, сообщил соратникам: – Ну что ж, друзья, старайтесь и впредь, иначе я не буду за вас играть. – И ввел мяч с центра.
Игроки упомянутой команды вовсе не обрадовались такой чести. Это требовало от них лишних усилий, и означало немилость, если таковые не увенчались бы успехом. Их противники, однако, тоже оказались в достаточно щекотливом положении. Если они сыграют с блеском, то рискуют либо вызвать гнев доктора, либо заполучить его к себе в команду. Если же они позволят соперникам слишком легко разгромить себя, доктор живо уличит их в строптивости и симуляции.
Доктор Гримстон же получал от игры большое удовольствие, не подозревая, что его терпели как вынужденную помеху. Участие директора школы в играх своих питомцев могло бы кому-то показаться занятием похвальным, но сами школьники были далеко не в восторге.
Мистер Бультон, оказавшись в команде доктора, вскоре лонял, что ему придется пошевеливаться. Желающий угодить, более, чем прежде, он подавил в себе естественное отвращение к футболу, и сделал вид, что скорее приветствует, нежели страшится столкновения с мячом. Но он был быстро выведен на чистую воду товарищами по команде, ибо его сын имел репутацию ловкого и бесстрашного футболиста.
Ему было тяжело покорно трусить по полю и слушать в свой адрес уничижительные реплики и саркастические замечания. Они окончательно прикончили остатки его самоуважения, но он не смел и пикнуть, дабы не вызвать неудовольствие доктора.