– Да понял я, блин, понял! – Хром бубнил себе под нос, пока возился с дверным замком. – Устал, как скотина, отвалите.
Наконец тугой механизм поддался и пустил его внутрь. Хром даже свет не включал, раздевался на ходу, как после студенческой пьянки, проковылял мимо буфета, чуть не забыв поздороваться с ним и вернуть ключи от тачки, которые глупая мебель прошлым утром никак не хотела отдавать – как знала, что хозяин на такси поедет. Потом нашарил в том же буфете любезно заготовленные в хрустальной вазочке силиконовые беруши, заткнул себе все звуки и шорохи извне и приготовился уже надевать на глаза маску для сна, как вдруг увидел на ковре над диваном конкретную такую узорчатую жопу. Подобных финтов коврик ему еще не выкидывал, прямо что-то новенькое произошло.
– Да, я забыл с тобой поздороваться. Извиняй.
Жопа никуда не исчезла, только приобрела еще более очевидную жопную форму.
– Ладно. Привет, ковер! Доволен? Все, я отрубаюсь. За символизм потом перетрем.
На мгновение ковер изобразил ему следы от ботинок и хрен, а потом снова сложил узоры в форме пятой точки. Еще и сочной такой, прямо постарался.
– Хохлома по тебе плачет, – хмыкнул Хром, натягивая маску, и рухнул в постель.
Чувство времени у него с детства имелось практически встроенное – как раз с того момента, как переболел менингитом и провалялся почти все лето в больничке. Едва не помер тогда, зато время суток по внутренним ощущениям научился определять спустя недели в койке у окна, где только и было чем заняться, как смотреть на улицу и думать о всякой ерунде. На книжки сил не хватало, их читала вслух мать, но и это утомляло тоже.
Сейчас Хром, по тем же внутренним ощущениям, проснулся где-то между пятью и шестью часами вечера, не сильно за пять. Все-таки в самом начале – так подсказывала тишина пустой квартиры, стоило снять маску для сна и вытряхнуть затычки из ушей. Он сел на диване, громко зевнул, с привычным чувством ожидания посмотрел через приоткрытую дверь в прихожую, и точно – сложенный зонт, спокойно лежавший на краю полки, куда обычно закидывалось все, что мешалось, свалился вниз. Это значило, что кто-то придет.
С этим знанием Хром, еще не проснувшийся полностью, забросил зонт на место, дошел до кухни, поставил на плиту чайник, затем с сомнением выглянул в закуток между кухней и прихожей, «аппендикс» типично хрущевских квартир, где обычно стояли холодильники, лыжи или велосипеды, а у него – буфет, доставшийся по наследству от бабки вместе с ковром и самой квартирой.
– Даже так? – бросил он, открыв дверцу и обнаружив все чайные кружки на месте.
В таких делах Хром всегда доверял буфету – если гости были недобрые, тот кружки прятал. То, что происходило с вещами внутри этого монстра из полированного дерева, он называл словом «прятал», но не мог сказать точно, действительно ли что-то могло на время – или навсегда – пропасть в его недрах или буфет делал так, что и Хром, и уж тем более случайные люди в его доме попросту не видели вещей и им казалось, что они трогают пустоту. За долгие годы проживания в одной квартире Хром сдружился с сущностью, которая жила в буфете, – не кусок дерева же проворачивал такие штуки – и научился трактовать все послания. Однако не было еще такого, чтобы он, доставая кружки, предназначенные для чая, разбил их. Не одну, а сразу две.
– Прикольно, – проговорил он задумчиво, чуть наклоняя голову набок и изучая осколки на полу, которые вроде бы ни в какую жопу не складывались. Но все равно ощущение чего-то неприятного пролезло внутрь, как сквозняк под куртку.
Когда Хром выбросил все осколки в ведро и выключил чайник, в квартиру постучали. Борясь с зевотой, он открыл дверь и уставился на мужика с опухшим лицом и в засыпанной мокрым снегом кожанке.
– Ты, что ли, Хром? – борзовато заметил тот, и Хром так же молча, но многозначительно, щелкнул выключателем. Как только в прихожей загорелся свет, мужик заметно сдулся. – Ага, ясно… Здорова, что ли, Гена Зарецкий я, от Шахтера. Братки твои цифры подсуетили, базарят, ты мне поможешь.
– Может, помогу, – произнес Хром, не моргая и вглядываясь в лицо мужика, по которому и так ясно было, что тот бухал неделю точно не без повода. – А может, и не помогу.
– Так я на перспективу, так сказать…
Хром отошел назад, и Зарецкий протиснулся в прихожую, отряхивая снег с воротника и оставляя на тумбе черный пакет.