— Люди Орматии сильны своим духом. — и тут мне почему-то не к месту вспомнилась та тётка с узкими злыми глазками и свекольными щеками, что когда-то на автобусной остановке обозвала меня «контуженным водярой». Но я отогнал этот образ и попытался вспомнить детский дом, наше детское единство, веру в возвращение родителей. Вспомнились побои и насмешки. Тогда я начала вспоминать Титова — вот кто может быть образцом мужественности. На ум пришла картинка с ежиком из окурков в пепельнице как сконцентрированное выражение его нервозности. — Духом сильны. Мы отличаемся своим умением терпеть невзгоды и страдания. Многие войны закалили наш орматский дух. И наше единство перед невзгодами и создает силу страны, силу родины.
— Извини, конечно, что перебиваю, но я не впечатлён. А зачем вам терпеть невзгоды, если их можно избежать, изменить, исправить? Зачем закаляться в войнах, если можно использовать дипломатию? На счет единства я тоже не совсем уверен. Я видел еще своими глазами, разницу между вашими людьми: кто-то на телеге едет, а кто-то на новеньком электрокаре. Единство, это когда все на телегах, или все на электрокарах, ну или на электротелеге, как нечто среднее. Но с учетом того, что в Орматии электрокары так и не научились выпускать, то значит вы все должны ездить на телегах и быть едины. — высказался Лот. — А как с размерами? В чем сила?
— У нас большая страна. Самая большая в мире. Да и тебе ли знать, что у нас умеют делать, а что нет. — ответил я.
Я предположил, что Лот ввиду своего происхождения просто не понимает менталитет, настроения и историю нашей страны и народа, вот и спорит.
— Размер имеет значение? И это весь аргумент? — изобразил тот удивление. — Он сродни аргументу про единство. Огромная страна, да. Раньше еще больше была, кстати. А вот жизнь-то на ней везде одинакова? У тебя в восточной части есть друзья, знакомые? Ты хоть знаешь, как там живут? А в столице есть? Знаешь, как живут в столице. Да у вас общество построено на принципе «одним права, другим обязанности». И территория так же развивается — здесь пусто, там густо.
— Я смотрю, ты не только Азарию хорошо знаешь, но и в жизни Орматии успел лучше всех разобраться. — огрызнулся я.
— Нет, ну что ты. Не лучше всех, ни в коем случае. Просто я за этот год понял, что вы сидите каждый в своем городе, доме, огороде, и что в соседнем селе делается, вам до лампочки. Вам достаточно того, что говорят политруки, громкоговорители и газеты. У вас такой вид единства, когда каждый сам за себя, когда у каждого хата с краю. — Лот был спокоен. Помолчав, он добавил: — Меня после взятия в плен возили по разным военным частям и показывали как попугая в клетке. Мол, вот наш враг, он захвачен, мы его судили и скоро расстреляем. Посмотрите, какой он жалкий. Я был экспонатом, примером вашего героизма и военной удачи. Только в одной части были генералы в золотых мундирах, а в других лейтенанты в штопанных фуфайках. Пока все смотрели на меня, я изучал их.
— Ну генерал всегда выше по довольствию, ничего удивительного. — отмел я его аргумент.
То же мне сравнение, нашел кого сопоставлять. Для того и придумывали звания, что бы люди отличались.
— А ты про армию еще не рассказал. — напомнил Лот.
Мне что-то уже расхотелось, но делать было нечего, раз ввязался в спор. Не хватало мне выскакивать поджав хвост из разговоров с подсаженной второй личностью.
— У нас одна из лучших армий в мире. Ты ведь знаешь пословицу «Боятся — значит уважают»? Это лучше всего описывает силу страны и уважение к этой силе.
— Ох ты ж… — воскликнул Лот. — Круто! Страх есть уважение! Никогда бы не подумал. Я всегда думал, что уважение является положительной эмоцией, близкой к почтению перед заслугами, опытом, умом, гуманизмом. Но не как почтение к страху. Это как же надо вывернуть мозги, что бы считать страх достижением?
— Слушай, ты всё переворачиваешь и искажаешь. — я был возмущен тем, как Лот жонглируя словами меняет смысл сказанного мной. — Нас боятся враги. Боятся стать нашими жертвами. Боятся, что мы их раздавим в любой момент. Это и есть уважение к силе.
— Да ты маньяк какой-то. — усмехнулся Лот. Сказано было вроде в шутку, а звучало неприятно. — А ты не думал о том, что те страны, с которыми вы воюете, могли бы быть вашими союзниками? Если бы у вас была сильная экономика, реальная свобода слова, гарантированное право, настоящая наука, медицина, образование. И тогда бы возникло уважение и притяжение, понимание и дипломатия, торговля и процветание. Вместо ваших, так сказать, освободительных походов. Ведь вы так их называете?
— У нас всё это есть! И я что-то не пойму, если ты такого плохого мнения о Орматии, зачем вообще тогда перешел на нашу сторону?
— А кто тебе сказал, что я перешел? — спросил Лот тихо, и у меня внутри всё похолодело от его столь же холодного тона. Он не шутил.
Казалось бы, миллион мыслей пролетело у меня внутри головы. Рядом с тем самым Лотом, который только что взорвал мой мозг этим нелепым вопросом. Что значит не перешёл? А зачем я тогда его тащу по территории Азарии? Зачем тогда ему дали задание по организации подполья и сопротивления в Варгоне?
Стоп. Надо успокоиться и всё вспомнить. Я слишком доверился голосу в голове, сблизился с ним и сразу доверился. Это естественно, тут себя корить не за что. Во-первых, подполковник Титов мне доверил перенос некого «бойца, командира, человека в высшей степени лояльности». Приказы не обсуждаются и не подвергаются сомнению. Так что я не мог сомневаться, что несу что-то иное, чем описал мне Титов. Во-вторых, голос Мэла в голове, единственный, который я слышал до Лота, был моим родным. И я привык, что второму голосу можно доверять и не опасаться. И в-третьих, я решил, что лучшим проводником в этой миссии будет завербованный враг, когда узнал о азарийском происхождении Лота. И, похоже, это была моя основная ошибка.
— Либо ты мне всё выкладываешь, либо я разворачиваюсь и топаю назад, в Сарданск. — сказал я Лоту.
Получилось почти твердо и веско. Только в конце голос дернулся, хотя я этого не планировал.
— И что ты там в Сарданске скажешь? — усмехнулся Лот. — Что ты отказываешься от выполнения приказа? Неплохое начало для трибунала. Чем мотивируешь? Ты же не знаешь обо мне ничего.
И Лот рассмеялся. А мне стало еще неуютней. И смех у него был какой-то неприятный. Это он меня только что маньяком называл. А сам ржет над вообще не смешной и опасной ситуацией.
— Ну хорошо, я тебе дам немного информации. — продолжил он отсмеявшись. — То, что я азариец и то, что я попал в плен, абсолютная правда. Ты вернешься в часть, меня выкачают из твоего мозга, зальют в чье-то тело. И знаешь, что я первым делом расскажу? Что это ты помог мне бежать. А когда понял, что тебя скоро убьют на территории Азарии, как всех твоих соотечественников много лет назад, испугался и прибежал назад. Ты будешь рыдать и доказывать, что это неправда. Но в любом случае тебя осудят и посадят. А может и расстреляют. А знаешь почему? Что бы другие не узнали обо мне, о твоем путешествии с врагом в голове и о тех, кто облажался, залив меня в тебя. Что бы ты не смог рассказать никому то, что мог услышать от меня. Что бы все боялись и уважали, как ты говоришь, порядки вашей армии. Бей своих, что бы чужие боялись.
— То есть, ты сбежал? — спросил я отрешенно.
Спросил, что бы что-то сказать. А сам находясь в каком-то состоянии прострации пытался осмыслить то, что сейчас сказал Лот. Его на самом деле не могли залить мне в голову просто так. Кто-то на нашей базе поспособствовал этому. Титов? Тётушка? Или те, кто стоял над ними. Кто-то отдал приказ по заливке мне сознания врага, кто-то отдал приказ всем действующим лицам со мной не разговаривать в процессе выхода на маршрут. Обычно «игра в молчанку» делается для того, что бы получатель информации не мог сопоставить услышанное от разных лиц.
Вдруг машина снова дернулась, снижая ход.