— И вы записали себя второй личностью в его сына и сбежали в Азарию… — закончил альтерОлег.
— Почти так. Вы понимаете, как только записываешь себя вторичной личностью, ты теряешь доступ к внешнему миру, к органам чувств, и оказываешься в капсуле сознания. Потом тебя несут к следующему ретранслятору для экстракции. Делает это переносчик, бинарная личность, которая после выкачивания одного сознания не превращается в овощ, потому что у нее уже есть доминирующая личность. Мне нужен был такой переносчик. Мне пришлось убедить Пашу Титова, что он не должен иметь отношения к столь негуманным экспериментам над психикой населения целой страны. И я обещал ему, что если он станет переносчиком, его диссоциативное расстройство прекратится. К моему счастью, он согласился. Я просто ему, что он должен был сделать после моей записи: похитить чертежи оборудования, попасть на фронт по поддельным документам, сдаться в плен, а уже там, в Азарии, найти способ собрать ретранслятор и вытащить меня из себя. Но что-то пошло не так, я еще в его теле. И еще и доминантной личностью.
— А я вам скажу, профессор, что пошло не так. — альтерОлег был явно взвинчен. — Мальчик, как вы называете этого здоровенного жлоба, попав в плен в комфортных условиях осознал, что у него теперь одна личность, а вторая молчит, ему не мешает, тело не перехватывает. Зачем тогда, спрашивается, что-то предпринимать, если можно спокойно отдыхать на грядках под чудесным солнцем в окружении гор? Мальчик своего достиг — тело есть, разум в порядке, не стреляют, папа-маньяк далеко.
— Мда-с. Ну вы слишком категоричны. — укоризненно заметил Петр. — Он не мог бы так со мной поступить.
— Да вы здесь уже несколько лет, и никто не знает про эту вашу технологию записи личностей. Я уже не говорю о каких-то чертежах. — альтерОлега понесло, но я не вмешивалась. В принципе, основное мы от Петра услышали, пусть теперь и его визави выскажется. — И еще я вам скажу, что ваша технология дала сбой. Вы теперь являетесь доминантой в этом теле. А перед вами сидит результат ваших экспериментов, который тоже сменил доминирующую личность.
Петр довольно продолжительное время молчал, рассматривая альтерОлега. Тот тоже молчал. Я уже хотела было вмешаться, как профессор спросил:
— А что делает результат, как вы выразились, моих экспериментов, в Азарии?
— Охотится за вами. — выпалил альтерОлег.
Надо было видеть лицо профессора. Похоже, что слово «охота» он понял буквально. Да и альтерОлег неправильно выразился, совсем не за профессором он охотился.
— Не совсем так. Не будем пугать профессора раньше времени. — все же вмешалась я. — Нет, Петр, мы не за вами приехали. А за телом, в котором вы находитесь. Видите ли, тут еще определенные обстоятельства замешаны во всем происходящем. Как бы это объяснить… В общем, мой муж отправился в вашу страну выяснять, каким образом вы готовите много хороших солдат за короткие сроки не обладая ресурсами для этого. Он сдался в плен, что-то там узнал, а потом вернулся сюда, но почему-то в чужом теле. И теперь хочет обменять тело сына Титова, в котором по странному стечению обстоятельств оказались вы, на свое тело.
— А можно поподробнее? А то я не очень понимаю, как это можно было вернуться сюда в чужом теле.
АльтерОлег вкратце пересказал свои приключения с момента попадания в плен. Айрон морщился, кивал, снова морщился, поднимал брови, но не перебивал.
— Теперь боле понятно. — кивнул он, когда альтерОлег замолчал. — Теперь всё становится на свои места за исключением некоторых нюансов, которые я не могу объяснить с научной точки зрения с высокой долей достоверности. Я не понимаю смещения доминанты сознания. Но опустим это, есть вопросы поважнее. И один из них заключается в том, что вы, молодой человек, получив свое тело должны будете добиться еще и записи своего сознания в него. Того сознания, которое сейчас находится передо мной. А это возможно только с санкции Миши Титова. И как вы понимаете, я не очень хочу возвращаться назад.
— Ваш переносчик, Титов-младший, тоже так кричал, когда я его похищал из лагеря. — заметил альтерОлег. — Похоже и он не хочет. А я хочу свое тело.
— А вы уверены, молодой человек, что Титов-старший отдаст вам его и отпустит назад?
— Теперь не уверен. Мы определили связь по возвращению, места, где возможно осуществить обмен, но вот о гарантиях моего ухода из этих мест я не подумал. И после всего вами сказанного я подозреваю, что этот ваш Титов задумал совсем не то, что мне обещал. — ответил альтерОлег.
Титов
1. Доктрина страха
«Мне нужен враг. Нам нужен враг. Всем нужен враг. Личный враг делает тебя осторожнее, заставляет думать, мобилизует. Общий враг объединяет, сплачивает, делает нас единой силой. Без врага не может быть победы, без победы нет героизма, без героизма нет славы. Врагом может быть любой человек, народ, страна. Врагом не может быть родина, верховный правитель и ставка командования. Друг может стать врагом, враг не может стать другом. Ты сам не всегда можешь понять, кто враг и почему он враг, но тебе всегда поможет родина, верховный правитель и ставка командования».
Повторяя это, я смотрел на огонь и складывал мудры. Пальцы привычно строили пирамиды, переходы и тоннели энергии. Вот и горит очередная пачка документов Айрона. Скоро никто не будет помнить этого предателя, этого врага и то, что он когда-то имел отношение к нашему делу, к нашей грядущей победе. Его тело уже уничтожено, осталось только дождаться, пока принесут его разум. Но разум ждет кое-что поинтереснее простого уничтожения.
«Враг должен тебя бояться. Тебя и то, к чему ты имеешь отношение: твое дело, твою родину, твой народ. В страхе заложена часть победы. Когда враг боится — он готов сдаться, он готов проиграть. Страх порождает подчинение».
Эта нехитрая доктрина, рожденная еще в начале столетия, удивительным образом поддерживала внутреннюю решимость и веру в наше общее дело. Да, я прекрасно понимал, что когда-то она была создана для начального воспитания социума и его сплочения вокруг нашего правителя и верховной ставки. Автор этой доктрины, своей судьбой заложил основу правильного будущего нашего общества. После того, как доктрина начала завоевывать всё большие умы наших граждан, правительство решило, что доктрина должна принадлежать стране, а не отдельному автору. Пока у идеи есть автор, она остается лишь чьим-то мнением. Когда идея принадлежит всем — она всепроникающая и вездесуща. То, что я не помню имени этого человека, как раз и показатель того, что теперь это наша общая мысль. Человек, сконцентрировавший все эти объединяющие нас тезисы, перестал существовать по решению высших сил. И вместе с его смертью доктрина стала безликим гласом государства. Доктрина стала частью всех нас, мы стали частью доктрины, общей великой идеи. По такому принципу сейчас функционирует армия: каждый воин становится частью государства, частью страны, и утрачивает свое персональное, становясь частью общего отдавая свое имя и беря позывной.
«Страх это сила. Боятся — значит уважают. Уважение это сила. Наша родина сильна потому, что она большая, ее боятся и уважают. Не бывает сильной страны без сильной армии. И слаб тот народ, что не опирается на сильную армию».
Я кинул в огонь инсинератора еще одну пачку, постоял немного, пока она не занялась, и отошел. Потом проконтролирую догорание. В лаборатории уже никого не было, все разошлись по общежитиям и казармам. Такие моменты, когда никого нет на рабочих местах, я особенно любил, подолгу задерживаясь в своей части лабораторного помещения. Верхний свет был не нужен, достаточно было света луны сквозь высокие окна и отблесков пламени в топке инсинератора. Сжигая документы я стирал из истории одного работавшего здесь профессора, который мало того, что предал нас, но еще и похитил моего сына. Вот он мой враг. Но я знаю, что скоро всё встанет на нужные места, и он получит свою порцию хорошо дозированной мести.