Итак, вот в какой, милейшие читатели, момент наша несравненная героиня перестала страшиться Штучку и даже согласилась принять из его рук стаканчик-другой газированной воды.
- Женечка,- вымолвила, лучезарно улыбаясь, до того суровая, неприступная Мара,- купи на станции лимонада.
И Женечка купил, и, что любопытно, в поисках напитка двигаясь по перрону, Евгений неуклонно и неотвратимо сближался с Лысым, также шагавшим вдоль вагона мрачно и сосредоточенно. Однако неопрятный киоск с бутылками "Дюшеса", вовремя ставший на пути Агапова, не позволил нашим знакомым свидеться при свете дня.
Ну что ж, без приключений напоив голубку, Евгений пригласил ее заодно и отужинать, а Мара, о, как славно, не отказалась, согласилась посетить вагон-ресторан и наполнить впервые за двое (даже трое) суток молодой Штучкин желудок до краев.
Видите ли, сдачи от денег, выданных на билеты (до Москвы), хватило ему лишь на ужин вчера вечером, приобретенный у разносчика вместе с целлофановым беспокойным пакетом. Сегодня в обед Евгения покормили попутчики, но, жертва понятного стеснения, он, съев предостаточно, настоящего насыщения тем не менее не испытал.
Но конец печалям, все беды и испытания позади. Мара отдохнула, Мара выспалась и успокоилась, жизнь прекрасна и удивительна, и, может быть, если все будет хорошо, Женя продемонстрирует Марине свои успехи в освоении духового инструмента. Но это потом, после того, как они слопают все, перечисленное в меню, запьют чем-нибудь веселящим, и тогда Евгений молвит:
- А знаешь, пойдем ко мне, я один. все мои соседи вышли в Казани.
Великолепно, прекрасно, замечательно.
Но это в скором (и светлом) будущем, а пока. покуда следовало всего лишь дождаться завершения маникюра (да, поздравим себя, наведение теней и румянца с блеском доведено до победного конца), и Штучка ждал, как мы помним, положив ноги на стол, а руки под голову. И был, ура, за долготерпение вознагражден.
- Можно? - раздался ангельский голосок, и в купе вошел сон.
- О,- встрепенулся Ромео,- Мара,- вскочил.
- Ты один? - спросила непревзойденная, поводя очами. но тут же, выразительно сморщив свой дивный носик, скривила и губки: - Господи, а чем это у тебя воняет?
"Не знаю", - движением плеч выдал свое неведение Штучка.
- Сейчас вроде бы уже не очень.
(Ну, это он от волнения, хотя, честно признаться, дело не столько в интенсивности запаха, действительно умеренной, при открытом окне близкой к терпимой, сколько в скверности,- пахло тухлым яйцом, но отвратительный смрад издавал не скрытый от глаз продукт южносибирской птицефабрики, нет, воняло изделие кулинаров московского ресторана "Прага", то есть не яйцо, а уже курица. жаренная в coбственном янтарном жире. купленная впопыхах родителями исключительно вредного мальчишки по имени Глеб на улице Арбат. Мерзкий пацан, сидя у окна, пять раз в день (увесистых цесарок? леггорнов? русских белых? - на самом деле было две) трое суток подряд отправлял свою порцию благородного белого мяса ловко и незаметно, начиная с пупырчатой, скользкой, особую ненависть пробуждавшей шкурки, в неприметную дырочку под столом и, покуда доеха до южносибирской бабушки, нафаршировал стенку, как заправский повар, ну а пикантное мясцо, протомившись неделю-другую между стенок, само начало благоухать.)
Однако аромат детского греха не помешал Мариночке перед выходом на секунду задержаться у зеркала.
- Ну,- сказала она, уже стоя в коридоре.
- Туда,- ответствовал Евгений, одной рукой взяв под локоток, а второй, свободной, точно указав направление, место, где сейчас для них двоих в эмалированной кастрюле, должно быть, мариновались шашлыки если не из домашней птицы, то из свиного розового сальца.
Итак... Впрочем, преодолев понятное искушение слегка потомить, поинтриговать любезного читателя, сообщим сразу,- ни духовные свои потребности (сыграть любимой на гармонике), ни тем более физические (поесть до отвала) Евгению удовлетворить не удастся. Управившись с мясным салатом, Штучка не станет дожидаться горячего, он покинет, не утруждая себя предлогом, слегка вибрирующий стол вагона-оесторана, и заказанный им "шашлык с соусом ткемаль" (из краснодарской томат-пасты) съест другой, он же (другой), нисколько не церемонясь, разольет в бокалы липкую жидкость с названием "Айгешат", и лишь одно выйдет в точности, как и задумывал Евгений,- за ужин заплатит Мара.
Вот. А теперь, чинно и не спеша, с начала.
То есть с того момента, как на пятнистую скатерть между визави расположившейся парой была поставлена тарелка с хлебом утренней нарезки и графинчик, бросавший на застиранное полотно радужные тени.
Рука Евгения потянулась к сосуду, но Мара благоразумно остановила его:
- Сначала скушаем чего-нибудь.
Милые хлопнули по полфужера минерального напитка "Бадамлы" и принялись ждать "салат столичный", каковой не замедлил явиться, увенчанный желтоватыми подтеками майонеза, деликатно укрытыми салатным листом.
- Приятного аппетита,- пожелала им бледнолицая мадмуазель в наколке и отошла, уверенная в скором опорожнении графинчика и новых "два по сто пятьдесят, пожалуйста".
- Спасибо,- промурлыкала Мара.
- Угу,- вооружился вилкой Штучка.
Но счастье, плотское и одновременно платоническое, "столичное" удовольствие было кратким,- в прекрасный момент, когда Евгений накалывал последнюю пару горошин произошло (и определить затрудняюсь, что именно), в общем, явление, да, из-за спины блаженствующего Агапова внезапно послышалось громкое и бесцеремонное:
- Маринка, ты ли это?
И в следующее мгновение на диванчик рядом с восхитительной одноклассницей нашего несчастного обладателя билетов на трибуну "А" приземлился, гасите свет, удалой молодец в костюмчике с умопомрачительной зеленой строчкой, серебряный с изумрудом перстень лишал подвижности безымянный палец его правой руки, а на груди горели, переливались всеми цветами радуги буквы - Jazz Jambore.
Поражая обоняние каким-то немыслимым, утонченным и мужественным еаи d'cologne'ом, распространяя вдобавок вокруг себя невообразимое, просто противоестественное жизнерадостное самодовольство, шумный незнакомец тут же заключил Мару в объятия и немедленно потребовал:
- Мариночка, золото, а ну, поцелуй меня,- впрочем, сам же немедленно и чмокнул душку в напудренную щеку и тут же, не переводя дыхания, поинтересовался: - А ты, кстати, что здесь делаешь, киса? А?
Друзья, сейчас вот о чем надобно поведать,- Мариночка Доктор была почти образцовой женой, то есть верность по преимуществу хранила, честь берегла, иначе говоря, за год совместной жизни изменяла своему нескладному верзиле и пьянчуге раза три, не больше. Но дважды (и это точно) как раз с этим внезапно налетевшим на нас обалденной красоты мужчиной тридцати двух неполных лет, в коем уж, конечно, по аккуратному нашему описанию знатоки эстрады незабываемой середины семидесятых, безусловно, признали Андрона Гаганова, руководителя и композитора (лидера, как сам он себя изволил величать) феноменальный успех в ту пору снискавшего музыкального коллектива под названием "Букет".
Итак, совершенно ясно, что, памятуя о двух незабываемых встречах (последней из коих даже не помешал едва ли не прямо под носом тихо мычавший от перебора на товарищеской пирушке Сычиков), Андрон полагал себя в полном праве обнять и даже слегка примять Мару, выражая свою неуемную радость и искреннее расположение.
- Маринка, а ну, сознавайся, ты что, сбежала? - не умолкал он, но Мара не отвечала.
Бросила кроткий взгляд на Штучку и, вот неожиданность. потупилась и зарделась.
Андрон врубился (это в словарик любителям старины), отлип от Мары, курносая его физиономия засветилась добавочным оттенком - неподдельным дружелюбием, и он, кивнув через стол, поинтересовался: