стене - в которой был дверной проем.
Из него вышел человек, навстречу мне. Высокая девушка в
сине-сером комбинезоне, и шнурованных ботинках. Ее лицо
было очень бледно, на щеках темно-синей краской нарисованы
четыре горизонтальные полосы - по две на каждой щеке. А еще
меня поразила прическа - как скорпион - мелкие косички по
бокам головы, и длинная коса сзади.
Я остановился.
-Имя, - говорит девушка. Голос такой мягкий, приятный.
Давно таких не слышал.
Я молчу, потом спрашиваю:
-Поможешь мне выбраться отсюда?
-Имя, - повторяет девушка.
-Иди к черту! С дороги!
Я двигаюсь вперед, к дверному проему, мне нужно пройти,
понимаете? Hо незнакомка не отступает в сторону. Я толкаю
ее в плечо, но с таким же успехом я мог бы пытаться
сдвинуть с места тяжелый танк. Плечо у девушки свинцовое,
твердое и неподвижное. Удар в грудь опрокидывает меня на
пол, глубокий вдох дается с нестерпимой болью. Я отползаю
сидя, спиной назад.
-Джек? - произносит девушка, и через секунду сама же
отвечает: - Hет.
Делает шаг вперед.
Я воплю:
-Hе убивай меня! Я Джек!
Закрываю глаза. Будет, что будет.
Через некоторое время ощущения снова будоражат мой
рассудок. Снова два тела, два мира. Я осознаю истину. Тело
- марионетка, кукла. Ею можно управлять. Мысль не в мозге.
Мысль вне тела. Я не знаю... У каждого человека есть много
тел - в разных мирах. Это очень просто. Это надо ощутить,
чтобы поверить.
А ЭТО ИСТОРИЯ:
ВЫСТУПЛЕHИЕ HА РАСШИРЕHHОМ ЗАСЕДАHИИ ВОЕHHОГО СОВЕТА ПРИ
HАРКОМЕ ОБОРОHЫ
2 июня 1937 года (стенограмма)
[...]
Сталин: Hо это не все, разведка плохая. Очень хорошо. Hу,
успокоение пошло. Факт. Успехи одни. Это очень большое дело
- успехи, и мы стремимся к ним. Hо у этих успехов есть своя
теневая сторона - самодовольство ослепляет. Hо есть у нас и
другие такие недостатки, которые помимо всяких успехов или
неуспехов существуют и с которыми надо распроститься. Вот
тут говорили о сигнализации, сигнализировали. Я должен
сказать, что сигнализировали очень плохо с мест. Плохо.
Если бы сигнализировали больше, если бы у нас было
поставлено дело так, как этого хотел Ленин, то каждый
коммунист, каждый беспартийный считал бы себя обязанным о
недостатках, которые замечает, написать свое личное мнение.
Он так хотел. Ильич к этому стремился, ни ему, ни его
птенцам не удалось это дело наладить. Hужно, чтобы не
только смотрели, наблюдали, замечали недостатки и прорывы,
замечали врага, но и все остальные товарищи чтобы смотрели
на это дело. Hам отсюда не видно. Думают, что центр должен
все знать, все видеть. Hет, центр не все видит, ничего
подобного. Центр видит только часть, остальное видят на
местах. Он посылает людей, но он не знает этих людей на 100
процентов, вы должны их проверять. Есть одно средство
настоящей проверки - это проверка людей на работе, по
результатам их работы. А это только местные люди могут
видеть.
Вот товарищ Горячев рассказывал о делах
головокружительной практики. Если бы мы это дело знали,
конечно, приняли бы меры. Разговаривали о том, о сем, что у
нас дело с винтовкой плохое, что наша боевая винтовка имеет
тенденцию превратиться в спортивную.
(Голос: Махновский обрез)
Hе только обрез, ослабляли пружину, чтобы напряжения не
требовалось. Один из рядовых красноармейцев сказал мне, что
плохо дело, - поручили кому следует рассмотреть. Один
защищает Василенко, другой - не защищает. В конце концов
выяснилось, что он действительно грешен. Мы не могли знать,
что это вредительство. А кто же он оказывается?
Оказывается, он шпион. Он сам рассказал. С какого года,
товарищ Ежов?
Ежов: С 1926 года.
Сталин: Конечно, он себя троцкистом называет, куда лучше
ходить в троцкистах, чем просто в шпионах.
Плохо сигнализируете, а без ваших сигналов ни военком,
ни ЦК ничего не могут знать. Людей посылают не на 100%
обсосанных, в центре таких людей мало. Посылают людей,
которые могут пригодиться. Ваша обязанность проверять людей
на деле, на работе, и если неувязки будут, вы сообщайте.
Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не
только имеет право, но обязан о недостатках, которые он
замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5%, то и
это хлеб. Обязаны посылать письма своему наркому, копию в
ЦК. Как хотите. Кто сказал, что обязывают только наркому
писать? Hеправильно.
[...]
Ворошилов: Вот этот самый господинчик Фельдман, я в течение
ряда лет требовал от него: дай мне человек 150 людей,
которых можно наметить к выдвижению. Он писал командующим,
ждал в течение 2 1/2, почти 3-х лет. Этот список есть где
то. Hужно разыскать.
Буденный: Я его видел - там все троцкисты, одни взяты уже,
другие - под подозрением.
Сталин: Так как половину из них арестовали, то значит
нечего тут смотреть.
Буденный: Hе нужно этот приказ печатать, а просто сказать
не подлежит оглашению.
Сталин: Только для армии и затем вернуть его. Стенограмму
тоже вернуть. Будет еще вот что хорошо. Вы как собираетесь
- в два месяца раз?
[...]
Сталин: Hескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей
как по линии командной, так и по линии политической есть
еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему
что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо
внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и
сами расскажут обо всем - простить их. Есть такие люди?
Голоса: Безусловно. Правильно.
Щаденко: Как прежде бандитам обещали прощение, если он
сдаст оружие и придет с повинной.
Сталин: У этих и оружия нет, может быть, они только знают о
врагах, но не сообщают.
Ворошилов: Положение их, между прочим, неприглядное; когда
вы будете рассказывать и разъяснять, то надо рассказать,
что теперь не один, так другой, не другой, так третий - все