Старуха словно бы размышляла, но лицо ее выражало совсем другое. Ни единого признака, выдающего течение мыслей, ни единого движения рта, век, горла… Лицо старухи было не просто спокойным. Оно было абсолютно недвижным.
— Перспективы есть, — наконец сказала она. — Но дело должен контролировать Банк. Негласно, но полностью. Как вы нам гарантируете контроль?
— Контроль будет вашим, — пообещал Линдсей. — Воспользуемся моей компанией, «Кабуки Интрасолар», как прикрытием. Вашими связями за Пределами Дзайбацу — для выпуска фиктивных акций. Я выброшу их на здешний рынок, а Банк будет вести себя нерешительно, что позволит Медикам одержать блистательную победу и захватить контроль над предприятием. Фиктивные держатели, ваши агенты, запаникуют и начнут предлагать новым владельцам за их акции огромные деньги. Это развеет сомнения Медиков и придаст им уверенности в себе. Вы же будете взаимодействовать со мной в открытую. Поставите актеров и актрис; вы будете ревностно бороться за это право… Ваши гейши всем клиентам уши прожужжат о постановке. Вы распространите слухи о моем обаянии, гении и скрытых ресурсах, будете подчеркивать мою экстравагантность и окружите наше предприятие атмосферой беззаботного гедонизма. Таким образом мы кинем весь Дзайбацу.
Старуха молчала. Глаза ее невидяще взирали в пространство.
Низкие, чистые звуки синтезатора внезапно оборвались. Отзвуки еще какое-то время витали в воздухе.
— И все получится как задумано? — спросила девушка.
Он взглянул ей в лицо. Покорное выражение исчезло, словно слой грима. Выражение темных глаз потрясало. Их переполняло откровенное, всепоглощающее желание. Линдсей ни на миг не усомнился в искренности этих глаз — такое лежит за гранью притворства. Что там — за гранью человеческого!
Не помня себя, он встал на одно колено, все так же глядя в ее глаза.
— Да, — хриплым голосом проговорил он. — Клянусь.
Пол холодил ладонь. Только тут он осознал, что невольно, едва не ползком, движется к ней.
А она все смотрела на него и смотрела, и вожделение в ее взгляде было смешано с восхищением.
— Кто ты? Скажи, дорогой! Скажи мне правду!
— Как и ты. — Он заставил себя остановиться. Руки дрожали. — Произведение шейперов.
— Я хочу рассказать тебе, что они сделали со мной. Позволь, я расскажу о себе.
Линдсей лишь кивнул — от болезненного возбуждения пересохло в горле.
— Х-хорошо, — выдавил он. — Расскажи, Кицунэ.
— Меня отдали хирургам. Они удалили матку и добавили нервных тканей. Соединили центр наслаждения с задом, горлом и позвоночником — и это лучше, чем быть богом, мой дорогой. Когда я возбуждена, я потею духами. Я чище стерильной иглы, а все, что исторгает мое тело, можно пить, подобно вину, или есть, подобно пирожным. И мне оставили мой острый, ясный разум, чтобы я знала, что такое смирение. Дорогой, ты знаешь, что такое смирение?
— Нет, — резко ответил Линдсей. — Зато знаю, что такое — плевать на смерть.
— Мы не похожи на других, — сказала она. — Они от нас отказались. И теперь мы можем делать с ними все, что только пожелаем, ведь правда?
Переливчатый ее смех вгонял в дрожь. С балетной грацией Кицунэ перепрыгнула клавиатуру синтезатора.
Босая ее ступня пнула старуху в плечо, и яритэ со стуком упала. Лакированный парик, разметав ленты, отлетел в сторону. Голый череп старухи был покрыт сетью разъемов.
— Клавиатура… — вырвалось у него.
— Она — мой фасад, — пояснила Кицунэ. — Такова моя жизнь — фасады, фасады, фасады… Реально лишь наслаждение. Наслаждение властью.
Линдсей облизнул пересохшие губы.
— Дай же мне настоящее, — сказала она.
Одним рывком она развязала оби. Кимоно ее украшал орнамент из ирисов и фиалок. Кожа под кимоно — раз к такой прикоснуться, а там не жалко и умереть…
— Иди сюда, — позвала она. — Дай моим губам твои губы.
Приблизившись, Линдсей обнял ее. Горячий язык глубоко скользнул в его рот, принеся с собой пряный привкус.
Ее слюнные железы вырабатывали наркотик.
Они опустились на пол под мертвенным взглядом полуприкрытых старухиных глаз.
Ее руки скользнули под его кимоно.
— Шейпер, — сказала она. — Я хочу твое тело.
Теплая ладошка ласкала пах. Он подчинился.
Народный Орбитальный Дзайбацу Моря Спокойствия
16.01.16
Линдсей лежал в куполе Рюмина на полу, прижав ладони к вискам. На левом его запястье был золотой браслет с двумя рубинами. Черное атласное кимоно с едва заметным тканым рисунком из ирисов и брюки-хакама соответствовали самой последней моде.