Заметив вопрос в ее глазах, небрежно расшифровал, что блокирующий — это когда больше двадцати пяти процентов, а контрольный — больше семидесяти пяти.
— А почему, по-твоему, покупают государственные должности в России? — задал он риторический вопрос, провожая взглядом Александру, которая направилась к кухонному шкафу за сахарозаменителем, а когда взяла, осталась стоять, прислонившись к стойке. — Да потому, что это доля, на которую положены ежемесячные выплаты в виде формального жалованья… — подхватил ложечкой кусочек торта и поднес ко рту.
— Жалованье от слова жаловать? — съехидничала она. — Мне слова «заработная плата» больше нравятся.
— Дело не в названии, — усмехнулся он. — Наше жалованье, если правильно сказать — должностной оклад, является выплатой, которая на результат работы не завязана, а вот размер премиальных за работу в качестве управленцев напрямую зависит от усердия, изобретательности и, главное, от «взяткоемкости» поста. Так и будешь стоять? Не присядешь?
— Не присяду, — она покачала головой. — Лучше поясни непросвещенному кандидату медицинских наук про «взяткоемкость».
— Ну, как ты не понимаешь? — Кузя расплылся в добродушной улыбке. Хорошо хоть не встал и не похлопал покровительственно по плечу. — Взяткоемкость, — устало-монотонным голосом начал объяснять он, — означает возможность распределять финансовые и имущественные блага и иметь своевременный доступ к важной для бизнеса информации. А дальше — дело техники, где инструментом является превосходное знание подзаконных актов, ведомственных инструкций и процедур. Именно там создаются зазоры, в которых рождаются состояния.
— Безнаказанно рождаются, — не удержалась Александра.
— А что ж ты хочешь, милая, чтоб правоохранители и судьи, нами назначенные, нас же и сажали? — в голосе Кузи прозвучали нотки искреннего удивления. — Олигарха какого-нибудь зарвавшегося до политических амбиций или чиновничишку, который совсем страх потерял и не по чину ворует — куда ни шло! Для острастки другим и народного удовольствия. А так, чтоб слуга хозяина посадил — это беспредел какой-то! — самодовольно пробасил он. — На дворе ж чай не семнадцатый год! — в Кузиных глазах промелькнул, но тут же исчез легкий призрак сомнения. — Власть ведь, Сашенька, как наркотик, — наслаждался он ролью учителя, — чем дольше принимаешь, тем больше надо. Сама как врач не хуже меня знаешь. А отвыкать ой как трудно! Ломка безумная! Потому от должностных льгот и привилегий добровольно отказаться невозможно!
— А чтоб скучно не было, соревнуетесь друг с другом, у кого «понтов» больше? — ехидно спросила она.
— Какое соревнование, милая? Привилегии и атрибуты по статусу даются. Всегда так было — и при царе, царствие ему небесное, — нарочито размашисто перекрестился он, — и при коммунистах. Для осознания собственной значимости в глазах окружающих, ну, и чтобы стимул для роста у нижестоящих был, — положил в рот еще кусочек торта, быстро проглотил и откинулся на спинку дивана.
— Что ж среди вас совсем никого не осталось, кто народу по совести служит? — скорбно усмехнулась она.
— Ну, как же это не осталось? Имеются еще, конечно, динозавры-бессребреники, — рассмеялся Кузя. — Ну, так они же почти святые, разве что без нимба над головой, — хмыкнул он. — Но мы боремся с этим злом! Как с пережитком тяжелого коммунистического прошлого! Я бы еще кусочек тортика съел, если не возражаешь, — посмотрел просительно.
— Твой торт, сколько хочешь, столько и ешь, — пожала она плечами. — Или желаешь, чтобы я тебе положила?
— Ага, — с умильной улыбкой кивнул Кузя.
«Вот было бы забавно, уметь мысли читать, — думала она, подкладывая гостю торт и подливая чай. — Стоит на трибуне чиновник или народный избранник, о народном благе распространяется, а над его головой информационный нимб: сумма денег на счетах, в сейфе наличкой, доли в предприятиях, недвижимость здесь и за границей какая имеется, оформленная на родственников и подставных лиц. Вот насмеялись бы!»
— Спасибо, дорогая… — довольным голосом сказал Кузя.
— А народ? — скорбно поинтересовалась она, уже зная ответ.
— А что народ? — усмехнулся Кузя. — Россия — страна вожаческого типа. Русские люди простодушны и легковерны, во все времена уповают на беспощадного к врагам, строгого к чиновникам и доброго к народу царя и испокон веков ждут прихода «царствия небесного» на землю. Из поколения в поколение веру как эстафетную палочку друг другу передают. Того не понимают, что беговая дорожка на нашем стадионе по кругу идет, — скептически усмехнулся он.
— «В царствии небесном» по учению Христову царей не бывает, — язвительно заметила Александра, снова присаживаясь к столу.
— А мы в загробную жизнь не верим, и царь у нас земной, нами же на трон посаженный, — отпарировал Кузя. — И оставь христианское учение для наивных простаков. Пусть учат свою Библию. В ней, как в воинских уставах для солдат — все сказано. Терпи и надейся! Мы ж понимаем, что простой человек надеждой живет. А с верой выживать легче, — он помолчал. — Сама же знаешь, церковь всегда была инструментом в руках государства для создания покорного человека. То же и в советский период, когда религией стал атеизм, а батюшкой — секретарь парторганизации.
— Потому вы к церкви сейчас и присоседились? — запальчиво спросила она. — На публичных церковных мероприятиях часами под объективами телекамер выстаиваете, креститесь неумело, но старательно, чтобы к народу ближе казаться? Да народ ведь не дурак, понимает, что «сытый голодного не разумеет».
— А голодный — сытого, — со вздохом кивнул Кузя, придвигая тарелочку с тортом к себе поближе и снова погружая ложечку в сладкую мякоть. — Извечный конфликт, который удерживается в рамках приличия при помощи сильного государства. А там, где государство слабое и внешние правила приличия не соблюдает — жди взрыва. Потому «мигалки» и спецномера заметные скоро вынуждены будем отменить, — с сожалением в голосе сказал он. — Хотя, скажу тебе как на духу, мнение рядовых акционеров, к числу которых относится все население, включая тех же коммерсантов и даже олигархов, которых мы, слава богу, приструнили и отлучили от главных средств массовой информации и прямого влияния на госорганы, нас теперь не особо интересует. Даже на общем отчетном собрании, коим для нас являются выборы. Тем более, что графу «Против всех» отменили. А народ, ведь сама знаешь, сердцем голосует. Как СМИ сердцу прикажут, так и проголосует.
— А что ж демократия? Совсем больше ее не будет? — вырвалось у нее.
— Будет. Только управляемая и суверенная. Нам сюрпризы больше не нужны. Во как неожиданностей наелись, — он провел ладонью по горлу. — Да и народу она разве нужна? — Кузя поморщился. — Народу нужна стабильность. И задача у нас теперь простая: чтобы одни были уверены, что мы им нужны для защиты от внутренних и внешних угроз и не дадим умереть от голода, — мы ж по Конституции как-никак социальное государство, — а другие занимались бизнесом и платили налоги, необходимые для поддержания системы в целом, и дополнительное вознаграждение — лично нам.
— Взятки, что ли? — бесцеремонно уточнила Александра.
Кузя уклонился от терминологического спора и невозмутимо продолжил:
— Скажу честно, хоть может и цинично звучит: все наши предприниматели — как самые старательные рабочие муравьи — нас кормят. Потому пусть самые успешные создают свои собственные островки материального благополучия по правилам, которые мы устанавливаем, и, заметь, — он поднял указательный палец, — трактуем. И нам все равно, будут они благоденствовать рядом с нами на Рублевке или на всех прочих губернских «Баксовках». Да хоть за границей! Главное, чтобы не мешали рулить. А то ведь информация есть про все-ех, — в глазах Кузи промелькнуло генетическое знание из 37-го года. — Досье собраны, в которых номера счетов в иностранных банках, суммы, адреса, доли в компаниях, имена любовниц и даже… клички любимых собак, — заулыбался он. — Все известно!