— Ладно-ладно, чего ты там? — засмущался Иван Фомич.
— Нет, пусть скажет! Я хочу! — приказала Стелла Петровна. — Пусть скажет! — пристукнула ладошкой по столу.
Отставник посмотрел на жену начальника обреченным на однозначный ответ взглядом.
— Разве же сравнить, Стелла Петровна? — молодецким голосом отрапортовал он. — При вас все гораздо демократичнее!
— Вот уж не надо мне тут про этих дерьмократов распро-стро-про-няться! — воскликнул Иван Фомич. — Развалили страну, развалили, сволочи! Р-русские люди им не простят! Мы, р-русские люди, — взглядом народного вождя осмотрел присутствовавших, — заставим их отвечать за все!
Хотел еще что-то сказать, но запнулся, наткнувшись взглядом на Александру. Точнее на вырез ее майки, туго обтягивающей грудь, отчего в голове у него перескочил невидимый рычажок.
— И мы еще будем гордиться, что у нас под крылом, — начал было он, но прервался, увидев выходящего из фойе дома полного лицом и телом мужчину с азиатским прищуром лукавых глаз, который прямиком направился к Александре и со словами «Счастлив лицезреть!» бесцеремонно припал к ее руке, схватив в капкан цепких пальцев.
— О, вот и мой зам! — напряженно улыбнулся Иван Фомич. — А то никого нет, ни Геннадия, ни…
— Геннадия я на корте видел. Играет. Скоро придет, — успокоил его пришедший, втискиваясь в пластиковое кресло и сразу наливая себе виски.
Стелла Петровна скорбно поджала губы. Зам, с удовольствием опустошив фужер, бросил в рот маринованный огурчик и весело оглядел притихших гостей:
— Значит, из объяснительной. Цитирую: «Свою супругу, Свиридову А. И. я голышом по двору не гонял, а просто хотел обнять и поцеловать. А она не поняла, и поэтому кричала, — он снова наполнил фужер. — Топором я отмахивался от комаров. А вообще у нас дружная и здоровая семья, не то, что у моего психа отца». Ну, Александра, — с приездом! Надеюсь, вы скоро сами убедитесь, что и у нас тут наша, так сказать, семья — такая же дружная и здоровая! Пью до дна! — сообщил он и без колебаний выполнил обещание.
— То есть как это — на корте? — вдруг всем корпусом развернулась к нему Стелла Петровна. — Он же сказал, дела в посольстве! — скорбное выражение ее лица говорило о тяжелом душевном потрясении. — Врать нельзя! — менторским тоном продолжила она, оглядывая присутствующих строгим взглядом. — Вот я своим ученикам всегда говорила: что бы ни произошло, лучше правду скажи, только не ври! Тайное — всегда становится явным! Не надо врать! — не могла она успокоиться.
Иван Фомич, с трудом фиксировавший вертикальное положение головы и время от времени то отключавшийся, то снова включавшийся в окружающую действительность, вдруг встрепенулся:
— И, уверен, надеюсь, Стелла Петровна не будет рыв-ревновать… — закончить фразу не смог и с нежной улыбкой уставился на Александру.
— А что, Сергеич, шашлыка уже не осталось? — поинтересовался Зам у отставника, поворачивая голову в сторону мангала.
— Ну, как это не осталось! У нас тут стратегический резерв на случай войны. Еще и Геннадий не ел.
— Ну, так считай, что война уже началась. Давай тащи, а то закусить нечем! — распорядился Зам и постучал вилкой по стакану, привлекая внимание. — Так. Еще из объяснительной! Цитирую, — он смешно вытаращил глаза. — «Мы подошли к гражданину И. и попросили закурить, на что тот ответил, что знает карате. Расстроившись, что нам не дали закурить, мы заплакали и, вытирая слезы, случайно задели гражданина И. за лицо. При этом гражданин И. сам дал нам деньги, чтобы мы вытерли ими слезы». Вот до чего у нас люди отзывчивые, а?! — извлек он мораль из рассказанного. Или вот исчо! — обвел присутствующих взглядом штатного шутника. — «Пять автомобилей, припаркованных возле моего подъезда, я помял случайно, когда в полной темноте — двор не освещается ничем вообще — возвращался домой с мусорным ведром. «Жигули» гражданина Крутых я поджег специально, чтобы посмотреть, обо что я запнулся…»
«Пришло время анекдотов и разговоров про политику, — поняла Александра. — Пора сматываться!» — решила она, но Иван Фомич, словно почувствовав, схватил ее за руку.
— Ни-ни! Не пущу! Еще сладкое! И мы… — обвел торжествующим взглядом разом притихших гостей, — еще будем гордиться…
Резко отодвинув стул, с места поднялась побледневшая Анфиса, но под взглядом Ивана Фомича сникла и, не сказав ни слова, уползла в дом. Вместо нее появился долгожданный Геннадий — молодой, красивый, загорелый с волосами еще влажными после душа. Казалось, каждой мышцей его тела владела сладкая послетеннисная истома, каждое неторопливое движение говорило, что игра удалась.
— А-а, вот и наш занятой товарищ! — злорадно заметила Стелла Петровна. — Садитесь. С голоду мрете, небось. Все трудитесь, не покладая рук… и ног.
Теннисист подошел к жене, нежно поцеловал и, подхватив дочурку на руки, расположился рядом. Жена начала хлопотать, наполняя его тарелку едой.
Пока Геннадий, аккуратно держа вилку и нож, поедал мясо с салатом, не забывая нашептывать что-то дочке на ушко, Стелла Петровна опрокинула еще стопочку и, подперев голову рукой, обратилась к отставнику.
— Вот, Николай Сергеевич, вы — человек военный. Вы — надежный! Я ценю в людях надежность. С вами бы я в разведку пошла. Потому что вы никогда не вр-рете, — бросила скорбный взгляд на теннисиста.
— Он еще шашлык классно готовит! — добавил Зам, обмакивая очередной кусок баранины в соус.
— А чревоугодие, между прочим, смертный грех! — Стелла Петровна попыталась нанести укол Заму, уводившему разговор от важной темы.
— А я на следующей неделе перейду в католичество и индульгенцию куплю, — невозмутим парировал тот и подмигнул Геннадию, который не подозревал о надвигавшейся буре.
— Не надо врать! — первый штормовой порыв пронесся над столом. — Не надо вр-рать! — повторила Стелла Петровна, словно ни к кому и не обращаясь.
— Вот, Геннадий, это Александра, — Иван Фомич, как опытный капитан, попытался развернуть судно навстречу буре.
— А вот и десерт! — пришла ему на помощь жена отставника, вынося огромное трехярусное блюдо с восточными сластями и фруктами.
— Ну, под такую закуску грех не выпить. Почему тамада молчит? — Зам снова наклонил бутыль.
— Потому шта-а-а, — голосом первого российского президента протянул Иван Фомич, — прише-ел его за-ам. По то-остам. А я пойду на шезлонг прилягу, — он нетвердой походкой направился в сторону бассейна.
Зам приосанился. Александра, взглянув в его хитрющее лицо, поняла — праздник только начинается.
— Извините, я пойду! — она поднялась с места. — Спасибо за гостеприимство. Мне еще поработать надо. — На уговоры я не поддаюсь, делаю только то, что сама хочу, — шепнула на ухо опешившему Заму, попытавшемуся схватить ее за руку.
— А за новоселье? — тот не терял надежды.
— В другой раз, — она решительно направилась в сторону фойе.
— Понял. Значит, завтра.
— Александра, если вам что надо будет из крупных покупок в магазине, скажите, у меня же маши… — попытался предложить свои услуги хозяйственный Николай Сергеевич, но, наткнувшись на взгляд жены, дернулся, словно наколотый на булавку жучок, и оборвал себя на полуслове.
— А вот еще анекдот. Лежат мужчина и женщина… — новый тамада продолжил разминку…
Александра вышла в фойе и направилась к лифту.
— Мадам! — услышала она и обернулась.
— Мадам просили передать, — сказал охранник, протягивая небольшую коробочку в праздничной упаковке с бантиком.
— Вы уверены, что мне? — недоуменно поинтересовалась Александра, беря коробочку. — Кто?
— Музчина, — заулыбался охранник. — Сказал: «Суфенир для мадам доктор».
— Какой такой мужчина? — удивленно спросила она.
— Хороши-ий, краси-фый, добри-ий, — протяжно перечислил охранник достоинства незнакомца и таинственно улыбнулся.
— Зовут-то его как? — попыталась она выяснить хоть что-нибудь.
— Как его зофу-ут? — переспросил охранник с умильной улыбкой, которая означала, что он и сам бы хотел это знать.