Через несколько минут продавцы с просветленными лицами и глазами, еще не отсоединившимися от духовной вертикали, поднялись из-за прилавка. Может именно потому, презрев материальное, они благодушно сделали скидку и, выяснив, где мадам живет, пообещали в течение получаса доставить мебель.
Чтобы не маяться без дела в фойе дома, Александра решила скоротать время во внутреннем дворике у фонтана, тем более что хотелось осмыслить результаты встречи с американцем. Расположившись в шезлонге лицом к стеклянной двери фойе, она с удовольствием вытянула ноги.
«Итак, что ценного для исследования удалось узнать из беседы с Питером? — начала она анализировать встречу. — Ничего нового про мотивы группового самоубийства. И еще эта фраза «Не могу поверить, что это вы!», повторенная дважды означает, что американец действительно ждал встречи со мной и, похоже, принимает меня за земное воплощение…»
— Александра-а-а! — за спиной призывно прозвучал голос Зама, который, как охотник из засады, вынырнул из-за апельсинового дерева. — Пр-и-иветствую можно с-сказать вас! Как живете? Как животик? — весело спросил он голосом пьяного доктора Айболита и, подойдя нетвердой походкой, плюхнулся на пластиковый стул. Стул печально скрипнул, но устоял.
— Вы меня, похоже, караулили здесь? — она даже не попыталась скрыть досаду.
— Рас-с-ставил капканы! — довольным голосом сообщил Зам и энергично двумя руками потер лоб, помогая разбегающимся мыслям собраться. — Не-ет, не капканы, — покачал указательным пальцем у себя перед носом, — капканы с-ставят на зверей. А я, — ткнул пальцем себя в грудь, рас-с-ставил с-с-силки на птиц. Редких, — многозначительный взгляд в сторону Александры должен был показать, кого конкретно он имеет в виду. — Не-ет, — снова поправил он себя. — Птицу. Одну, — поднял указательный палец.
— Это я, что ли, птица? — Александра еще не решила, послать пьяного птицелова сразу или чуть позже.
— Ага, Феникс-с! — он мотнул головой. — Или С-сфинкс? — озадаченно спросил сам себя и впал в раздумье.
— Все еще «курбан-байрам» отмечаете? — с материнской заботой в голосе поинтересовалась она.
— А-а-а, — обреченно махнул рукой птицелов, избегая длинного ответа, потому что язык, видимо, не успевал за потоком сознания. — Как ты в целом? Нормально? — он расплылся в неотразимой улыбке.
Александра кивнула.
— А здесь все бабы, того, — покрутил пальцем у виска, — с-съехали. С-сергеичу, ну, помнишь, вчера услуги предлагал из магазина, продукты тебе? Мы ведь на «ты», да? — уточнил он.
Александру так и подмывало сказать что-нибудь насчет брудершафта, но язык не повернулся. Врач — гуманная профессия. Включение в беседу слова «брудершафт» точно опрокинуло бы птицелова.
— …жена его, как ты ушла, заявила: «Подойдешь ближе десяти метров, получишь с-скоро-вородкой…» — тьфу, — «скоро-водкой по башке и вылетишь отсюда к чертовой матери!» — он откинулся назад и захохотал. — А она мо-о-ожет. Потому, что Сергеич — член… семьи.
Заметив недоумение на лице Александры, пояснил:
— Работает тут — она. А С-сергеич — член… семьи! — фраза вызвала у Зама новый приступ смеха. — Во жизнь пошла! — вытер он выступившие слезы, — здоровый мужик — член семьи! А Анфиска — та вообще… крыша съехала. Фомичу говорит: «Я — женщина другого уровня, — сказав это, Зам произвел сложные пассы руками, которые не позволили понять, к какому собственно уровню относится Анфиска, а к какому Александра, — и не обязана этой „шэтучке“ помогать». Я Фомича нашего… дорогого, давно таким не видел. Он весь — аж багровый стал. Та-ак кричал! — Зам схватился за голову. — Говорит своей Анфис-ске: «Прояви госте-прим-ство, пожалус-та. Ты ж сама женщина». Хотя… это с какой стр…стороны посмотреть, — он снова впал в задумчивость.
Воспользовавшись моментом, Александра поднялась на ноги.
— Мне сейчас должны принести кое-что из магазина. Пойду, приготовлю место.
— Ну-у-у, не хоч-чет она к тебе его проявлять, — будто не слыша, продолжил Зам, — и все тут! Спроси меня, почему? А потому-у-у, — многозначительно протянул он. — За-ависть… Баба она несчастная. Шеф ее с с-собой привез. Из Москвы. Муж у нее с-совсем молодым помер. Дочь одна подняла…
— Мадам доктора! Мадам доктора! — подбежавший охранник указал рукой в сторону дома. — Иди, иди, быстро! Стол фам несут.
Александра поспешила за ним и, встав напротив входной двери, приготовилась встречать груз. Ждать пришлось недолго. Письменный стол, облепленный оживленной группой арабов и оттого похожий на сороконожку, вплыл в фойе. Процесс переноски совершенно очевидно вызывал у арабов огромную радость, потому что, во-первых, работа не тяжелая, во-вторых, руки заняты не у всех, значит, есть чем жестикулировать, в-третьих, раз можно жестикулировать, значит можно гомонить и обсуждать процесс, а процесс, который можно обсуждать, это уже не процесс, а праздник. А какой праздник без танцев? Наверное поэтому шествие замыкал пританцовывающий под собственное пение мальчик лет четырнадцати с креслом на голове.
— Ба, мать моя, неужто нового зама… со своим столом из Москвы прислали?! Е-мое!! — схватился за голову подоспевший на шум птицелов. — Неужто вещи собирать надо? — он почти протрезвел.
Александра сделала строгое лицо.
— Слушай, советую не уезжать. Тебе в Москву нельзя. У тебя все признаки нервного истощения, которое лучше в теплом климате лечить. Как врач говорю. В кабинете запрись и ни шагу оттуда. Дверь никому не открывай, на уговоры не поддавайся. Нужно будет — я тебе справку выпишу, — она с трудом сдержала смех, глядя на удрученное лицо Зама.
Выслушав рекомендации, тот благодарно посмотрел на спасительницу и даже попытался поцеловать, но она увернулась от его объятий, что заставило Зама опереться о стену.
— Один в комнате запереться? Не-е, — протянул он. — Спасибо конечно тебе большое человеческое, — приложил руку к груди и даже попытался поклониться, но вовремя одумался. — Я так точно не смогу. Мне компания душевная дороже! А-а! — махнул он рукой. — Гори она, должность эта, с-синим пламенем! — отчаянно воскликнул он. — Чему быть — того не миновать! А, кстати, хор-р-о-оший стол! — оторвался от стены, подошел к столу и постучал по столешнице костяшками пальцев. — Дер-рево! Одоб-ряю! И кресло вер-тящ-ся? — удивился он. — Вижу, вер-ртящ-ся! По арабу вижу, — ухватившись за край стола, безуспешно попытался сфокусировать взгляд на танцующем мальчике. — Вечером приду обмывать. Жди! — как строгий муж погрозил пальцем. — В девять. С цветами. На новоселье! И брудер-шафт! — неожиданно легко справился со словом, разбив его на две части.
Возразить она не успела, потому что Зам отцепился от стола и, теряя равновесие, боком ушел в садик.
— Тогда еще и вазу прихвати! — крикнула ему вслед.
— Ух ты какая! — приземлившись на ближайший шезлонг, запоздало отреагировал он.
Новую мебель подняли быстро. На лифте. Внесли легко. Ставили на место — долго. Потому что места не было. Пришлось кое-что переместить в квартирке. Заплаченный грузчикам за дополнительные работы обычный московский «бакшиш» — слово оказалось интернациональным — вызвал у арабов неописуемую радость. Из их восторженных речей она ясно поняла, что за такие деньги они всегда готовы к новым трудовым свершениям и даже подвигам. Проводив ударников труда, Александра довольно огляделась. Все получилось. Появилось нормальное рабочее место. Села в кресло. Удобно. Но долго радоваться не пришлось. Звонок местного телефона известил, что о ней помнят.
— Александра, как устроились? Все ли в порядке, нет ли проблем? — услышала она вкрадчивый голос Ивана Фомича. — А то Алексей Викторович звонил, интересовался. Слышал, мебель зачем-то приобрели. Вы б сказали. Мы, что в наших силах — все сделаем. Наша обязанность — окружить вас заботой. Надеюсь, больше проблем нет?
— Есть проблемы! — Александра решила говорить честно.
Напряженная тишина, воцарившаяся на другом конце провода, ясно говорила, такой ответ в план беседы не входил.
— Почему вы не хотите, чтобы я платила за проживание? Живу будто в студенческом общежитии, где любой считает возможным бесцеремонно завалиться ко мне. По-соседски.