Фэйрберн (1941, р. 252) пишет:
«Параноидальное, обсессивное и истерическое состояния — к которым может быть добавлено фобическое состояние — по существу, представляют не продукты фиксаций на особых либидинальных фазах, а просто разнообразие применяемых способов для защиты эго от воздействий конфликтов орального происхождения».
Говоря словами Фэйрберна: «Невозможно съесть свой пирог и одновременно иметь его перед собой». Такое голодное, жадное, поглощающее, заглатывающее, инкорпорирующее отношение приводит к глубоким страхам, что будет утрачен реальный внешний объект. Эта тревога по поводу разрушения и утраты объекта любви вследствие всепоглощающего голода очень сильна. Так, пациентка, которая осознала свой любовный голод, что привело и к усилению ее аппетита, и к обострению ее тревоги по отношению к мужу, сказала: «Когда он приходит, я ощущаю ненасытный голод и ем, но боюсь, что я ему мешаю. Если я пытаюсь с ним заигрывать, то все время спрашиваю его: “Я тебе не мешаю, не так ли, ты хочешь быть со мной, не правда ли?” Меня все это страшно беспокоит, это ужасно, я чувствую себя перепуганной нескладехой, все это мучительно. Я хочу завладеть им и сжимать его так сильно, что он не сможет дышать, оторвать его от всего, кроме меня». Она испытывала аналогичную трансферентную реакцию и по отношению к аналитику. Ей приснилось следующее:
«Я пришла для лечения, а вы собирались отправиться в Америку в большой компании. Некоторые из ваших спутников вышли, так что мне удалось зайти внутрь, хотя вы были недовольны».
Ее комментарий: «Вы не хотели брать меня с собой, но я не могу позволить, чтобы меня бросили. Сегодня мне в голову приходили мысли о вашем заболевании, о вашей возможной смерти. Затем я испытала приступ ярости. Мне хотелось задушить вас, убить вас». То есть пациентка готова мертвой хваткой вцепиться в аналитика, чтобы он не смог ее бросить, но опасается, что тогда он сможет погибнуть. Шизоидная личность опасается истощить, заморить и, в конечном счете, утратить объекты любви. Как говорил Фэйрберн, ужасная дилемма шизоида состоит в том, что сама любовь оказывается деструктивной и он не осмеливается любить. Поэтому он уходит в отчуждение и равнодушие. Все близкие взаимоотношения воспринимаются как «поедание, проглатывание», и поэтому слишком опасны, чтобы рискнуть их иметь. Вышеописанная пациентка говорит: «Я лежу, наполовину проснувшись, гляжу на мужа и думаю: “Как жаль, что он скоро умрет”. Это кажется мне твердо установленным. Затем я ощущаю одиночество, когда ничто, находящееся в поле моего зрения, не затрагивает меня. Я так сильно его люблю, но, по всей видимости, у меня нет иного выбора, кроме как разрушить его. Я очень сильно чего-то хочу, а затем не осмеливаюсь пошевелить даже пальцем, чтобы это заполучить. Я парализована». Один пациент сказал: «Любовь опаснее ненависти. Я теряю всякого человека, которого люблю, поэтому больше я не осмеливаюсь любить».
Мы можем сказать, что эго шизоидной личности в сознании и во внешнем мире «делибидизировано» и не ощущает никакого интереса к объектам, так как оральносадистический и инкорпоративный голод по объектам порождает невыносимую тревогу по поводу их безопасности и требует изоляции. Изолированное орально-садистическое эго должно затем содержаться в состоянии вытеснения, и, как обнаруживается, все еще активно во внутреннем мире.
(в) Шизоидные реакции на пищу
Из вышесказанного мы можем суммировать реакции шизоида на пищу. Так как его базисные проблемы в отношении к объектам проистекают из его реакций на грудь, пища, естественно, играет большую роль в его попытках решения этих проблем. Его реакции на людей и пищу в своей основе одни и те же. Они могут быть описаны как потребность владеть и инкоропорировать, парализованную страхом брать, принимать и поглощать. Так, пациентка говорит: «Двое моих приятелей мужчин вызывают у меня возбуждение, но это даже не склонность, а как запах хорошей пищи. У меня постоянно присутствует такое чувство, что я хочу быть с одним или с другим из них, но не могу этого сделать, иначе лишусь их обоих. Один из них поцеловал меня, и я крепко сжала его в объятьях, поцеловала в ответ, наслаждалась поцелуем и хотела продолжения. Но могу ли я так себя вести? Я долго отчаянно к этому стремилась, а теперь чувствую, что должна бежать от этого прочь. Я не хотела есть в эти дни. Я не могла заснуть. Я чувствовала, что потеряю его. Что если с ним или со мной произойдет несчастный случай со смертельным исходом? Смешно, но меня постоянно гложет тревога; я должна его видеть; ничто другое не имеет значения. Я знала, что буду чувствовать себя подобным образом, если не увижу его, однако не иду к нему. Как ни странно, но я не думаю, что люблю его, однако я отчаянно в нем нуждаюсь. Я не могу заниматься чем-либо другим. Я пережила нечто похожее десять лет тому назад. Мой друг уехал на один день, и я была почти в агонии от страха; что, если его убьют? Ужасный страх. Будто это должно произойти. Мне даже не хочется обо всем этом говорить, я чувствую, что со мной или с моим нынешним другом тоже произойдет несчастный случай. Я смертельно устала, ощущаю пустоту внутри и вынуждена покупать галеты и жадно их поедать».