Мы можем, наконец, кратко обрисовать эмоциональную проблему шизоида следующим образом: он чувствует глубинный страх реальных личных связей, т.е. таких взаимоотношений, в которые входят подлинные чувства, потому что, в связи с чрезмерной потребностью в любви объекта, может поддерживать взаимоотношения лишь на основе инфантильной и абсолютной зависимости. Для «голодного» в любовном отношении шизоида, сталкивающегося внутри себя с притягательным, однако покидающим его объектом, все взаимоотношения воспринимаются как «поглощение объектов», которое ловит капканом, помещает в темницу и уничтожает. Ваша ненависть деструктивна для объекта ненависти, но вы все еще свободны любить кого-либо другого. Но если вы чувствуете, что ваша любовь деструктивна, то попадаете в ужасную ситуацию. Ваши потребности побуждают вас вступать во взаимоотношения и тут же отталкивают из-за страха, что вы либо истощите объект любви своими требованиями, либо же утратите свою собственную индивидуальность вследствие сверхзависимости и идентификации. Такие «то внутрь, то наружу» колебания являются типичным шизоидным поведением, и уход от него в отчужденность и утрату чувства — типичное шизоидное состояние.
Шизоид чувствует, что стоит перед угрозой полной утраты и деструкции как эго, так и объекта, безотносительно к тому, вступит ли он во взаимоотношения или выйдет из них. Идентификация влечет за собой утрату эго, а инкорпорация — голодное «пожирание» и утрату объекта. Объект уничтожается, когда вы боретесь за независимость, или же утрачивается вследствие сепарации, а эго уничтожается или опустошается вследствие потери объекта, с которым оно себя отождествляет. Единственным решением становится разрушение идентификации и взросление личности, дифференциация эго и объекта и развитие способности к независимости, сотрудничеству и взаимности, т.е. психическое возрождение и развитие реального эго.
II. ШИЗОИДНАЯ ПРОБЛЕМА, РЕГРЕССИЯ И БОРЬБА ЗА СОХРАНЕНИЕ ЭГО2
В первой главе мы видели, что наиболее легко распознаваемые характерные черты шизоидной личности — это ее трудности в установлении внешних объектных связей. Потребности шизоида устанавливать связи с реальными людьми противостоит его интенсивный страх этого, так что после периода колебаний, наполненного огромной тревогой, между «интровертированно-экстравертированным» поведением, его влечет к уходу в отчуждение и психическую изоляцию. Теперь мы обратимся к другой стороне данной проблемы. Что происходит с эго, когда объектные связи в реальной жизни рушатся и отвергаются? Среди характерных черт шизоида, упомянутых в предыдущей главе, была «регрессия», и теперь мы рассмотрим ее более подробно. Шизоид отстраняется от внешнего мира и будущего и в этом процессе поворачивает вспять, регрессирует к внутреннему миру, где хранится прошлое. Как далеко заходит такая регрессия эго и что она влечет за собой?
Регрессивные феномены
Много лет тому назад у меня был пациент, мужчина сорока с лишним лет, у которого, по его мнению, был лишь один симптом. Его крайне волновала женская грудь, и он обращал внимание на каждую проходившую мимо женщину. Он считал свой шизоидный робкий и интровертированный характер вполне нормальным. «Конечно, я не общительный, не компанейский человек». Он связывал свою озабоченность с тем, что его жена была крайне холодной и неотзывчивой женщиной, и такой же была его мать, о которой он всегда говорил как о «застегнутой на все пуговицы снизу доверху». Такая озабоченность грудью казалась регрессивным симптомом и соседствовала со многими другими инфантильными чувствами, которые он крайне не хотел за собой признавать. В ходе анализа его сосредоточенность на груди заметно уменьшилась, но ее место занял поток однотипных фантазий, которые длились неделями, отнимая силы и серьезно мешая ему в выполнении служебных обязанностей. Фантазии (с бесчисленными вариациями) заключались в том, что он удалится на покой и уедет в безлюдную местность, где построит дом-крепость на морском берегу и отгородится от всех дел. Никому не будет позволено вступать в его владения, а те люди, которые попытаются туда прорваться, будут удалены. По контрасту с его профессиональной и социальной жизнью, в его внутренней психической жизни был выстроен такого рода дом, в котором он жил в одиночестве и куда никого никогда радушно не приглашал.
В его голове роились мысли о постройке неприступного замка на вершине горы, формой напоминающей грудь, возведению вокруг замка неприступных оборонительных сооружений, и жизни в этом замке. Сильные мира сего пытались взять замок штурмом, но не могли прорваться внутрь. Он, однако, ощущал некоторое беспокойство и не хотел становиться заточившим себя в замке узником, а хотел иметь возможность в ином обличье выходить во внешний мир, но чтобы никто не мог вступить с ним в контакт. Когда в одной из фантазий он увидел меня, поднимающегося вверх по горе, то стал бросать в меня громадные валуны и сшиб с горы. Эта фантазия говорит о желании занять безопасное положение у груди, в соответствии с его симптомом, и ее реальной темой является уход во внутренне безопасную ситуацию. В этой фантазии он движется туда-сюда между грудью, которую он может покидать и снова туда возвращаться, и маткой, внутри которой он может чувствовать себя в безопасности. Неделю или две спустя он внезапно прервал анализ, использовав в качестве причины мимолетную болезнь своей жены. Его фантазии и анализ обнаружили могущественное регрессивное влечение, которое лежало в основе его шизоидной отчужденности и ухода от реальных личных связей. В то время я считал эти фантазии всецело связанными с интересом к груди, с дальнейшей регрессией в глубины инфантильного переживания, от груди к матке, где он мог быть «в безопасности внутри». В настоящее время я считаю прежнюю интерпретацию неполной.
2
Эта глава является переработанной версией статьи в Brit. J. med. Psychol. 34 (1961), pp. 223-44.