— Чтоб ты не заблудился, возьму-ка я твои ручонки за запястьюшки — вот так. А ты ладошками по телу шарь, шарь. Вот, это моя грудь… грудная клетка. Чуешь рёбра? Они такие же, как и у тебя, только жирком смазаны, да вся клетка поуже, как у женщин водится. Ага, назад руки протяни, там пощупай. Жировые складки, да, а так ничего особенного. Вот нижний край рёбер, чуешь, какой чёткий?
— Д-да. А их больше, рёбер у тебя, чем у меня? Говорят, Адам Еву из ребра того…
— Но не меня! Наверное, поровну у нас их, но считать не будем, оставим.
Вот здесь, ниже рёбер, начинается живот. Внимание, — она дёрнула его руки вниз, — а вот и пупок! Когда-то он надёжно прятался под одеждой…
— А сейчас у всех девчонок наружу. Ого, на ощупь прямо как мой! Или больше?
— Не щекоти, пощупал, и будет. Да, он общий у нас, одним же образом на свет появлялись. Ага, ты задел резинку трусов. Она проходит ниже пупка, вообще, ниже самой выпуклой части живота. Ты щекотнул — я втянула. Давай-ка посерьёзнее.
Лекторский тон уничтожал стыдливость. Будто урок биологии виду, только сама вместо манекена. Если в темноте, то ничего.
— Непривычно мне, — признался "ученик". — Я ведь ещё в детсаду охотился за девочками, чтоб их трусики увидеть, в школе следил, как они выглядывают, сверху или снизу, а вот так чтобы трогать…
— Ну, и как на ощупь? Ладно, пощупай ещё, хочешь же, только осторожно, лучше сбоку.
— Ого! Да, нежные и тянутся. На мне-то обычно сатиновые семейные, а ты почти что в плавках.
— Да, женские трусы и похожи на мужские плавки, только синтетику лучше не носить.
— Э-э, да на боках их почти нет!
— Этим-то они и отличаются, женские трусы. Широкие боковинки нужны, когда трусам есть что подтягивать снизу, а у женщин нет, вот они и тонкие. Есть вообще на завязках. А типов трусов множество: стринги, танги, викини… — Вспомнилось несколько названий из Кириного списка. — Это не щупать, это смотреть надо, какие они.
Она не стала признаваться, что сама пока "плавает" а этом разнообразии, но твёрдо решила за первый же семестр разобраться и сдать Кире экзамен по современному белью.
Незаметно подтянула трусики.
— Говоришь, непривычно тебе?
— Дак… впервой же. Ты так близко, и я… голова аж кружится. Скажи, это наяву всё — или я сплю?
— Наяву, хотя и в темноте. Не упадёшь, за меня же держишься. Ну, поскольку тебе стрёмно, давай-ка перейдём для постепенности назад… да ты стой, я к тебе сама спиной повернусь… вот так… и посмотрим, что девушки обтягивают джинсами и в таком виде выставляют напоказ.
Но сначала задержи руки на боках. Ага, вот так, здесь у меня самые широкие места. Тазовые косточки. У нас таз шире, чем у мужчин, если не совсем дурак, догадаешься, почему.
— Ага. А ты и вправду девочка?
— Нет, мальчик! Я же тебе столько толковала об отличиях. И в окно ты выслеживал именно девочку, так?
— Я к тому — говоришь, прямо как учительница. И учишь, а темноте, вслепую, но учишь. Голова уже пухнет, как после уроков. Почти как… ну, на экскурсии — посмотрите туда, обратите внимание на это. — Он передразнил голос:, вероятно, своей учительницы.
А и верно, Ева сама себя не узнавала. Куда только делась робость, стеснительность, застенчивость! Выходит, всё относительно. В обычной компании, где она слабее всех… или считает себя такой, она робка и неслышна, а те-а-атет со слабым существом спешит над ним взять власть, как бы отталкиваясь от его слабости и усиливаясь неимоверно. Даже развязной становится. Надо же, устроить щуп-экскурсию по собственному телу! Да ещё с заходом в особые места. Ничего подобного раньше с ней не случалось, а и позже не планируется, в нормальных условиях. Шкаф же не повторится.
Впрочем, почему не было? А когда она оставалась одна в саду? О-о, какой смелой она тогда становилась! Правда, показать своё новое состояние некому было, ведь появись кто, и снова девочка ниже травы, тише воды. Так что это не считается, наверное, раз никто не видел.
Хотя… однажды её попросили посидеть с ребёнком, соседка куда-то уходила, а девочка уже большая, справится с делом нехитрым. Полгода мальчику или чуть больше, несмышлёный ещё, не говорит, глаза без понимания. Ева при нём и осмелела. Разделась донага и начала играть. И ребёнок будто признал мать, стал спокойнее, чем при одетой "незнакомке". Пытался даже поймать сосок и пососать. Вот и тряхнула стариной, старушка, вспомнила "дочки-матери", даже вот с натуралистическими добавлениями. Вкушать там ребёнку было нечего, а вот "мамочка" предвкушала своё будущее, ощущения какие-то. Будет что потом при настоящем кормлении вспомнить.
А как он топнул крохотной ножкой прямо в её волосатый лобок! Для него всё это большое-мягкое тело — нечто само собой разумеющееся, из такого же он появился на свет, а вот теперь будто дверь ногой закрыл… хотя и не ту. Хотя, скорее всего, это было просто бесцельное движение. Ева радовалась — есть хоть кто-то, кто "приходует" её наготу и при этом не заставляет стесняться. Редкая отдушина для скованной души.
И вот "ребёночек" повзрослее, но не наглый, не насилующий, и к тому же под покровом темноты. Что-то она про темноту слышала, что-то в голове мелькало, не вспомню только…
— И ты — прилежный экскурсант, — сказала вслух. — Продвинь ладошки вверх, вот так. Чуешь, как тело сужается? Узкая талия, широкий таз — это для девушки красиво, у парней всё положе. Ну, это ты сто раз видел, не замечал только — ведь джинсы девушки на этом самом широком, что ты щупал, носят. А пупок голый, так что боковые дорожки до талии видны. Любуйся изгибами, напоказ всё. А пока можешь ощупать. Вперёд ладонь, по пупка, назад, по всему кругу. Здесь начинается мой низ. Жировые складки, да, тоже отличия, как здорово, чуешь?
Долго шарить по себе она не дала, а то ещё поймёт, что ласкает девушку, и войдёт, чего доброго, во вкус. Конечно, словами-то я над ним доминирую и руки стараюсь контролировать, придерживая за предплечья, — но кожа-то на ощупь пассивная, отпора не дающая, и не походе, чтобы могла дать. К тому же гладить её приятно… и ей, кстати, тоже приятно становится. Потому-то и надо не задерживаться. В темноте обостряются другие чувства, ещё, чего доброго, услышит, как изменилось её дыхание, как её тело против воли льнёт к его ладошкам — помогут ли тогда гневные слова?