Коробки, естественно, отвинтили. Клапаны вот не сумели, а выдирать не решились, пришлось привыкать и к слабому стеснению дыхания, и к щелчкам. А дыхание-то во сне пореже будет и поглубже. Выдохнет парень, долгая пауза тишины, вдохнёт поглубже — и тут щёлк! — резвый выдох и срабатывает клапан. Просыпаешься в какой-то тревоге, что такое, не поймёшь. И голова будто в мешок сунута. Это всё равно как нога при засыпании мышцами расслабится, дёрнет, из сна вырвет.
Не все, но привыкли. Некоторые даже стали отваживаться полуприворачивать коробки — но только когда в сон так клонит, что всё отдашь, лишь бы голову на подушку. Только тогда и закемаришь с шансом провалиться в обычный сон. Он у дыханием стеснённых тяжеловат, что-то грудь всё время давит, даже вроде как кошмар подступает. Но кошмар — это тоже приключения какие-никакие, день прозой проживёшь — ну, и ночью остроты добираешь. Рановато пока это делать через девчонок, да и не все отважатся. А вот резина на голове, плавки на тазе, связанные руки (так тоже засыпать учились) — в самый раз пока.
Конечно, жизнь в лагере не сводилась к ночным шалостям, дни проходили не менее интересно. Однако лишняя добавка перцу никогда не помешает. И выбор теперь есть, как спать: как дома или по-новому. По секрету скажем, что открыт был и третий вариант — в чём мать родила. Особенно кто описывался.
Кстати, у скаутов в лагере был курс-тренинг "Поведение в плену". Кто их может пленить, где, зачем — покрыто мраком, но кое-чему полезному учили, в том числе и выживанию среди дикой природы. Говорилось, в частности, об умении расслабляться и отдыхать в любой ситуации, чтобы затем в бодром духе ловить шансы на побег, освобождение. В том числе — связанным по рукам и ногам, с кляпом даже во рту, замотанным в ковёр, в наручниках и иже с ними. Кое-какие проводили учения, а больше советовали упражняться самим, по ночам.
Инструктор, кстати, был молоток. Вот что он выделывал.
Смастерил себе пару наручников и ножных кандалов — проволока, резина, железяки какие-то. Главное, в наручники влез, вертухнул руками — и они будто защёлкнуты по-настоящему. Надоело — вертухнул в обратную сторону и сымай. Кстати, внутренний обвод был замшей отделан, чтоб сильной боли не причинял.
А в месте соединения парных частей был проточен полукруг такой, по диаметру тонкой металлической трубки, что у него в квартире турником служила. Висели на ней "браслеты" чтоб.
Турник этот пришлось снизить примерно до метра от пола — только гномам и крутиться. Но послужить ему предстояло по-иному.
Семён (не буду уж по отчеству, раз такими делами балуется) пододвигал табуретку, вешал на трубу кандалы, становился на табуретку коленками, поднимал ступни выше трубы и, изгибаясь не знай как, вдевал ноги и закреплял в щиколотках. Труба при этом шла не между коленями, а выше и сбоку.
Держась руками за трубу над головой, он перебирал ими и распростирался в висячем положении, провисал под ней, одну руку закидывал назад и нащупывал наручники, нырял в одно кольцо и умудрялся как-то зацепиться за трубу, чтоб смочь оторвать вторую руку, занести её назад и сунуть во второе кольцо. Отпускал зажим, наручники ехали, выворачивая немножко руки, тело славно провисало и прогибалось, будто на дыбе. Оставалось движением запястьев зафиксировать кольца. Всё, закован и распят!
В таком положении, несмотря на неприятные, мягко говоря, ощущения, Семён норовил остаться подольше: пять минут, десять, полчаса, час, три часа. И даже дошёл до того, что смог так и засыпать, причём на целую ночь. Конечно, сон не из крепких и освежающих, но вполне сносный и в чём-то даже пикантный. Когда спишь на животе, кровать давит на сердце, а тут вот тело в свободной висе. Договоришься с запястьями-щиколотками, чтоб не тревожили — и спи-лети себе за здоровье.
После такой тренировки в любом плену закемаришь за милую душу.
Так вот, советовал он тренироваться самостоятельно, но к этому времени мальчишки уже вовсю спали в плавках, хотя вряд ли в плену им это светило. Спящий пленный — идеальный пленный, его ни кормить, ни особо сторожить не надо, чего же сну этому мешать. Проблемы создаёт хорошо выспавшийся пленный.
И вот теперь плавки Гелика разбухали, как и тогда…
Ева уже устала сдерживаться и задыхаться, отбросила робость и не стеснялась дышать тяжело, как дышится, не боялась, что спросит он, ведь стоят оба.
— Вот что. Подсунь-ка ладони подмышками, вперёд проведи и поднимай наверх.
Он в точности выполнил указание, только в самом конце поняв, что облапливает женскую грудь.
— Э-э, но это же…
— Не сразу, не резко! Ощути пальчиками, где под кожей начинаются железы. Нащупал? Теперь охватывай целиком, в обе горсти, только соски не царапай. Чего краснеешь? — хотя увидеть она не могла. — Соски и у тебя есть, только малюсенькие и сморщенные, лифчика не требующие.
— Эх, а я его сдвинул вверх.
— И правильно, его ты уже щупал. Теперь обладошивай в натуре. Оцени мягкость, ни волоска у женщин на груди, не то что у вас!
Грудь кричала: правильно, что пустила козла в огород, именно эти ручки меня расшевелили, пусть они и повозятся тут ещё, раз уж губки не могут, да и молока нет. Чтобы показать, что не против, если он побалуется ещё, Ева продолжала говорить:
— Понял, что такое женская грудь? Я тебе даю пощупать не баловства ради, а чтобы ты знал, что тут у девчонок, не впуривался бы взглядом, не искал жадно ложбинку… да, вот она, между ними, ты правильно нащупал… то есть дошёл с обеих сторон до центра. А то есть ведь и такие, которые жадно высматривают даже проступающие бретельки, аж прижигают спину, что-то себе фантазируют. А ты — знай, каково это. Различаются у девушек только размеры, ну, ещё формой иногда. С одной стороны — здорово, с другой — ничего особенного, глаза не стоит косить. Девушки любят, когда им смотрят в глаза прямо, не скашивают куда. Если будет соблазн скосить, то вспомни вот эти свои ощущения и тебе будет довольно. Ну, наигрался? Застёгивай тогда.
За эти полминуты-минуту она прошла цикл полного грудного удовлетворения, но сдерживала себя, старалась говорить ровным спокойным голосом. Но с удовольствием охала бы и ахала, мычала и, дойдя до ручки — визжала. Но и так хорошо на первый раз.
Пока он возился, подбирая концы застёжки, она помассировала себе перёд, убедилась, что он "отработал" и уже пришёл в норму.
— Застёгивай!
Он застегнул, хоть и не сразу. Похоже, на ощупь у неё была грудь размера эдак второго-третьего, а сейчас снова всё нулём.