— И что же мне нужно было всем вам заявить?
— Что ты работаешь тут ректорской подстилкой! — истерично взвился мужчина и выпнул откуда-то из-за письменного стола коробку с моей одеждой, оставленной в гостинице, — персиковый цвет тебе ужасно к лицу, зельеварительница! Как и покатушки на руках капитана!
— Отличная идея, господин Пакий, — раздалось мне прямо в макушку голосом Табурета. — И вы уволены. А ты, Сатор, составишь мне компанию в субботу на ежегодном зимнем Эрусвальдском балу. Подготовься.
В этот момент на дарха смотрели уже все. Даже я развернулась, почти уткнувшись в лощеный пиджак и, тут же, отскочив назад, нарастила дистанцию. На меня Мурес не смотрел вовсе, очень холодно разглядывая бледного оборотня. Пока свежеуволенный преподаватель приходил в себя от шока, Табурет продолжил:
— Викраш, боевую подготовку теперь вести будешь ты. На позиционирование поставь Челчахатана, — продолжил раздавать приказы ректор, — господина Пакия напоить “слезами фурии”.
Последнее распоряжение заставило нервно сглотнуть всех. Даже я, несмотря на острую неприязнь к преподавателю военной подготовки, считала такой способ увольнения чудовищным. “Слезы” были самым эффективным зельем, стирающим память, но при этом самым опасным. Правда, просто так налить его абы куда не имело никакого смысла. Для достижения эффекта требовалось посадить жертву в центр круга из плетений и наложить несколько сложных заклятий. Можно было одной каплей удалить год, а можно и целую жизнь. Из-за этой нестабильности им редко пользовались, однако, в разведке и прочих тайных ведомствах средство было в ходу. Оно точно гарантировало, что никакие заклинания, ритуалы и настойки не вернут этих воспоминаний. Вот и Пакий, вернув себе возможность говорить, визгливо запротестовал:
— Вы не имеете права! Я гражданский! Это незаконно! — попятился блохастый при виде поднимающегося из-за стола командира, — вы мне все мозги ссожете!
— Имеем, господин Пакий. Вы подписали договор, в котором четко прописано, что с вами будет происходить при увольнении, — совершенно спокойно, разъяснил Мурес, — попробуйте сохранить достоинство и в следующий раз более внимательно изучать документы при трудоустройстве.
Коллективу, внимательно наблюдающему за происходящим, поплохело. Всем, кроме тех, кто был из новеньких. Видимо, они к сюрпризам от капитана были привычные, ну, либо просто действительно смотрели, что им подсунули в качестве трудового договора. Калири же и вовсе было на все начхать, он с самым зловещим видом крался к своей долгожданной жертве. И похоже, Пакий был настроен дорого продавать собственную память. Уволенный преподаватель давно перестал пятится и занял наиболее сбалансированную позицию и, сохраняя верность себе, гаденько так сообщил:
— Да что ты мне сделаешь, Калири? Тебя девчонка отмутузила!
Дальнейшие события мне увидеть было не суждено, поскольку меня грубо схватили за шкирку и выволокли в коридор. Учитывая, что эвакуировать из потенциального места драки меня взялся сам Табурет, дергаться и вырываться даже не стала, покорно перебирая ногами. Коридором дарх не удовлетворился, продолжая тащить меня куда-то дальше. К моему удивлению, остановились мы возле класса зельеварения, где наконец-то мужчина отпустил мой несчастный пиджак. Отряхнувшись, будто взъерошенный воробей, и уже с каким-то внутренним смирением заметила:
— Вообще-то мне нужно было посмотреть мое новое расписание занятий.
— Держи, — Мурес достал из внутреннего карманы вчетверо сложенный лист и протянул мне.
С грандиозным скепсисом на лице я приняла листок и ожидая подвоха развернула. Однако ничего ужасного не случилось, это был действительно мой обновленный учебный план. К слову весьма грамотно составленный с хорошо распределенный нагрузкой и двумя выходными. Взгляд сам как-то зацепился за субботу:
— Я не пойду с вами ни на какой бал! — мое возмущение с гулким эхом разлетелось по пустому коридору, — вы что, ядовитых грибов объелись?!
— Это приказ, Сатор. И он не обсуждается, — хмыкнул этот гад, — У тебя даже будет боевая задача — защищать своего капитана от назойливых девиц.
— Пригласите с собой маму! — мое фырканье нелепо смешалось с попыткой это прорычать.
— Сатор, — осадили меня предупреждающе, — чем быстрее ты научишься без возражений выполнять приказы, тем раньше твоя жизнь станет значительно легче и приятнее.
— Где бы вы были, если бы я выполняла ваши приказы в доме Домео? — на моем лице возникла самая язвительная ухмылочка из возможных.
— В глубоком гномьей туннели, Оника, — легко пожал плечами Табурет, — разведка туда периодически попадает. Это не так страшно, оттуда всегда можно найти выход, было бы желание. А вот где бы была ты со своим самоуправством, если бы я не прилетел?
Внимательного и такого пронзительного взгляда мужчины выдержать не смогла и отвела глаза. Если опустить кучу разных “но”, то за столом у Сущего Опа бы мне сидеть и вспоминать с ним свою жизнь. И тут, как не крути, Мурес прав: разведка признала бы задание провальным и начала разрабатывать следующее. А от меня остались бы бесполезные ошметки — про пушки я ведь даже в кристалл проговорить не успела, только бумаги найти и запихать их в декольте. Бессмысленная глупая смерть. Волей сущего Опа только и жива, достаточно было промолчать про запах, и тот шкаф стал бы мне гробом, как у древних, что хоронили трупы в деревянных ящиках.
— Почему вы не заключили со мной договор, как с остальными преподавателями? — уставилась на Табурета оценивающе.
Мужчина удовлетворившись моей реакцией улыбнулся в ответ:
— Ты читала договор с разведкой, на моей памяти единственная, помимо Анфиса. А он раз в двадцать длиннее, чем список трудовых обязательств. Увидела бы пункт про “слезы”, подняла бы шум и перепугала весь преподавательский состав раньше времени. Хоть ты и так это сделала.
— Ну, нет! Этот прокол вы на меня не повесите, — рассерженной кошкой вновь зашипела я, — додумались же телепорт сделать, выходящий в коридор академии! Видимо, чтобы легче было знать, когда вас нет и с кем ушли!
— Отправляйтесь на занятие, госпожа Сатор, — признавать собственные ошибки дарх не собирался, — а я пойду проверю, жив ли вообще господин Пакий и сколько ему решил накапать “слез” щедрый на такое Викраш.
На этом Мурес развернулся и ушел в сторону деканата, предоставив собственную широкую спину в полное распоряжение моего сверлящего взгляда. От разговора осталось странное впечатление со вкусом утреннего яблочного пирожка.
Глава 8 Бал и старые шрамы
В зеркале отражалась очень строгая преподавательница в самом своем дорогом брючном костюме черного цвета. Белый воротничок рубашки выгодно оттенял лицо, придавая ему некую холодность. Волосы привычно были затянуты в пучок на затылке. Прикидывая, что весь вечер мне придется стоять рядом с Табуретом, долго мучилась между самыми удобными туфлями или теми, с высокой шпилькой. В итоге решила, что выглядеть на фоне капитана все равно буду мелочью, чего к ногам не привяжи, и сделала выбор в пользу комфорта.
Теперь смотрела на результат сборов и где-то внутренне злорадно ухмылялась. В зеркале отражалась будничная преподавательница по зельеварению, но это если не знать, что костюм я выбрала и вправду самый нарядный. Уж не знаю, на что рассчитывал Мурес, прислав мне пару часов назад вестника с приказом “быть готовой к трем часам и явиться к телепорту”. Жизненный опыт подсказывал, что увидеть мужчина точно ожидает что-то другое.
И это был очень тонкий лед. Только вот просто подчиниться и весело подпрыгивая бежать выполнять все желания дарха, было против моей натуры. Это означало бы сдаться, опустить руки и превратиться в куклу, с которой можно делать все, что угодно. За свою, пускай и весьма ограниченную свободу, все равно нужно биться до конца.
С такими мыслями я выходила из комнаты преподавательского этажа и шла до самого телепорта, возле которого меня уже поджидал капитан в компании оборотня. Оба мужчины молчали и выглядели раздраженными. Дарх стоял в неприлично дорогом костюме, заложив руки за спину и о чем-то раздумывая. Калири же был в привычных брюках, бежевой рубашке и удлиненном пиджаке, который блохастый, видимо принципиально не застегивал. Вальяжно привалившись спиной к стене, оборотень задиристо поглядывал на собственного друга. Меня оба начальника увидели одновременно, и первым с чувством превосходства высказался командир: