Неудовлетворенность жизнью, как уже говорилось, в той или иной форме выражают все – и богатые, и бедные. Это и понятно, поскольку те и другие исповедуют общий и к тому же один-единственный идеал (разница лишь в степени приближения к нему). Но коль скоро идеал, как линия горизонта, уходит все дальше по мере приближения к нему (аппетиты-то растут!), то полного удовлетворения жизнью не испытывает никто.
Однако изменить своему идеалу, точнее – отношение к нему, вращаясь в системе низкопробных ценностей, большинству людей не под силу. Отчасти – вследствие того, что этим людям просто не ведомы иные ценности. Однако чаще – потому что они не хотят верить в них, точнее, ни во что, кроме сущностей, примитивно воспринимаемых ими, как и подобает высокоорганизованным животным, лишь пятью органами чувств.
Причинами всех социальных бед они считают несовершенство и несоблюдение законов. Да, это на поверхности. Однако не видя дальше собственного носа, они не в состоянии разглядеть причину причин: развала духовно-нравственных основ, на которых зиждятся и законы, и система контроля за их исполнением. Но главное – ответственность человека перед законом, внутренняя потребность исполнять законы. Именно вследствие морально-нравственной катастрофы и воцарилось беззаконие. Но первопричиной самой катастрофы явилось воцарение «священной» частной собственности, для которой беззаконие и есть то условие, вне которого она не может не только процветать, но просто существовать. Более того, беззаконие и частная собственность находятся в положительной обратной связи, то есть усиление одной из них автоматически укрепляет позиции другой. Люди же, оказавшись «между молотом и наковальней», между «законным» злом и злом вне закона, оказались заложниками своих эфемерных ценностей, своих потребительских представлений о счастье.
Естественно, такая иссушающая человека причинно-следственная связь не может существовать бесконечно. Она должна исчерпать себя раньше, нежели исчерпает себя человек, питающий ее. Следовательно, для продолжения Своего эксперимента Творцу необходимо своевременно внести изменения в его условия.
Но «кто познал ум Господень?» (Рим. 11,34). Будут ли эти условия принципиально новыми или слегка обновленными – не знает никто, ибо «непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его» (Рим. 11,33). Но исходя из человеческой логики божественного эксперимента и критериев эпохи Водолея, приводимых астрологами в своих прогнозах, можно предполагать, что изменения эти будут носить радикальный характер. Новые условия должны обеспечить коренную перестройку шкалы жизненных ценностей, в структуре которой приоритетными будут ценности духовные. «Задача Водолея – разрушать существующие структуры и заменять устаревшее чем-то новым» (из гороскопа американского астролога Сьюзан Миллер). При этом базовую роль будут играть духовные накопления предшествующей эпохи. «Если мы потеряем нашу духовность, значит мы ничему на научились из эпохи Рыб» (там же). Безусловно, из этой туманной информации невозможно извлечь ответы на конкретные вопросы. Ее ценность состоит в другом: она расширяет и яснее очерчивает круг этих вопросов.
На любом этапе божественного эксперимента условия земного бытия конструирует и воплощает, конечно, человек, но не спонтанно, не по своей воле, как это может показаться поверхностному взгляду, а в развитие и воплощение целенаправленной идеи, инспирированной Творцом. Такой «осевой» идеей, сформировавшей особенности нашего бытия, стала, как уже говорилось, идея реставрации «священной» частной собственности, посеянная Им в нужное время и в нужном месте. Идея, воистину достойная Творца!
Будучи воплощенной человеком в земных формах, она явилась ключом, открывшим Всевышнему все звероподобное, «мерзейшее и распрепакостное» (А. Чехов), что есть в человеке. Бытие сформировало адекватное ему потребительское сознание, нравственную доминанту общества. Цель достигнута! Творец убедился, что «зло от юности», находившееся в состоянии анабиоза в душах людей советского времени, окончательно пробудилось к активной деятельности в сердце человеческом «во всякое время» (Быт. 6,5; 8,21). В данном случае – в наше.