Вообще говоря, есть что-то очень несимпатичное, даже отталкивающее в этих, мелочно-порядочных, людях. Они пользуются каждым удобным случаем, чтобы оттенить чистоту своей нравственности и настороженно охраняют ее от загрязнения еще на «дальних подступах».
…Одна из сотрудниц небольшого сработавшегося коллектива, придя домой, не досчиталась в кошельке крупной банкноты и, не перебрав мысленно всех возможных вариантов исчезновения денег, заявила наутро об этой пропаже своим сотрудникам. Пример, кстати, не столь уж редкий. Как всегда, вначале – сочувствующее молчание сослуживцев, затем – их советы: тщательно пересчитать содержимое кошелька, вспомнить, где могла открывать его ранее и т. д. Затем все дружно припоминают «не наших», побывавших вчера в кабинете, попутно оценивая их порядочность по принципу: «мог – не мог». И вот, когда уже перебрали всех вчерашних визитеров, один коллега вскользь, как бы между прочим, заметил, что ничего не может добавить к сказанному, ибо вчера находился в отгуле. Конечно, это было тонко заявленное алиби!
Вдумаемся всерьез в это, казалось бы, невинное, но весьма кстати подброшенное заявление. Оно не так уж безобидно, как это может сразу показаться. Его подтекст заключается в том, что уважаемый коллега, по существу, оставляет за пострадавшей стороной право подозревать в содеянном любого, исключая себя, конечно. Да, порядочным это не назовешь. Пример, хотя и мелочный, но очень прозрачный: в нем отчетливо просматривается упреждающее действие самости, сокрытой в человеке «до времени».
Однако невозможно бросить тень на всех и каждого, пусть даже и косвенно, как в данном случае, и при этом не запятнать себя. Но этих-то нравственных пятен, посаженных на свою белоснежную репутацию, наш коллега просто не замечает. Он пребывает в благостном состоянии от сознания своей доказуемой непричастности к злу. Все же остальное – для него не столь уж важно. Люди подобного рода, разумеется, никогда не возьмут на себя вины ближнего своего, ибо это уже было бы деланием добра, что обывателю нейтральной зоны шкалы жизненных ценностей практически несвойственно.
Нет, я отнюдь не намерен на такого человека «вешать всех собак», обвинять его в злорадстве или душевной черствости. Вполне возможно, что он не станет радоваться (даже в душе) чужой беде, но он непременно, и в первую очередь, возрадуется (и даже не в душе) своей непричастности к этой беде, причем независимо от масштабов и тяжести последней. В общем, хоть потоп, но, главное, – не по моей вине.
Удивительно, право, что такая реакция нам абсолютно не кажется странной. Она воспринимается вполне естественно, привычно и даже с оправданием. Как нам «по-человечески» понятны и близки откровенные вздохи облегчения или радостные крики чьей-то души, связанные с тем, что «это случилось, слава Богу (!), не на моем участке» (милиционер) или «это, к счастью (!), произошло не в мое дежурство» (врач). Можно привести множество других примеров подленького торжества, когда циничная радость превалирует над осознанием последствий случившегося, в том числе и для человека, причастного к ЧП. Впрочем, реакция эта внешне может быть и не столь уж явной и бесстыдной, она может корректно скрываться под угрюмой маской якобы внутреннего сопереживания. Приличествующие случаю формы участия, как то: соболезнование, сочувствие, готовность помочь и т. д. – есть голос разума, реакция вторичная, осмысленная. Первичным же будет успокоительный голос самости из животных глубин человеческой души: «Радуйся! Виноват не ты!».
В рассмотренных выше примерах фигурировали люди, действительно невиновные в случившемся. Они неприятны лишь своим старанием подчеркнуть это или неумением скрыть радость по этому поводу, но не более того. По крайней мере, они не лжесвидетельствовали. Однако в повседневной жизни мы сталкиваемся с людьми, действительно виноватыми, и даже внутренне осознающими свою вину, но не признающими ее ни при ком.
Повторюсь, я не имею в виду вины, влекущей юридическую ответственность, когда поведение человека в значительной мере корректируется животным страхом перед наказанием по Закону. Нет, речь идет только и только о ситуациях, в которых поведение человека оценивается лишь по нравственной шкале. Но даже в этих условиях, когда человеку не грозит, к примеру, тюрьма, денежный штраф или иные санкции, он тем не менее всеми правдами и неправдами станет отрицать свою причастность к случившемуся. Загнанный в угол, он постарается оправдать ее какими-нибудь надуманными причинами: неблагоприятным стечением обстоятельств, чистой случайностью, пагубным влиянием извне и т. д. – в общем, теперь уже будет доказывать, что он не виноват в… своей вине! И вся эта изощренность – вместо честного покаяния, нравственно возвышающего личность на целую «повинную голову», которую, как известно, и «меч не сечет»!