По этой причине Творец и допускает на «советском» этапе Своего эксперимента ликвидацию христианских храмов руками человека, не достойного этих храмов. (Касаясь данной темы, А. Мень говорит, в частности: «Конечно, плохо, что закрывают церкви. Кто скажет, что это хорошо? Это плохо и с точки зрения закона, и с точки зрения верующих. Но я уверен, что ни один храм не был закрыт без воли Божией. Всегда отнималось только у недостойных» [3], с. 53-54).
Однако Бог не допускает при этом полной ликвидации христианской нравственности, принципы которой легли в основу «Морального кодекса строителя коммунизма» (1961 г.). Политотделы, партийные и комсомольские органы всех рангов, сами не ведая того, проповедовали людям, далеким от Библии, моральные ценности, библейские по содержанию и происхождению, как нравственные достижения коммунистической идеологии. Эти органы и являлись храмами того времени, причем не только для людей с партийным или комсомольским билетом в кармане, но и беспартийных «строителей коммунизма». На такой «невинной» идеологической подтасовке и держался стереотип мышления людей до 1985 года.
«1985-1991 годы есть завершенный исторический период. При этом он качественно отличается как от предшествующих этапов советской эпохи, так и от того отрезка отечественной истории, который начался после распада СССР» [15], с. 7. Болезненная ломка стереотипов мышления и устоявшихся нравственных норм на фоне общего снижения уровня жизни (в сравнении даже с застойным временем) – вот первые результаты перестройки. Население, ожидавшее от нее позитивных перемен, почувствовало себя обманутым, социально беззащитным. «Под угрозой оказалась элементарная личная безопасность; размываются нравственные устои общества» [15], с. 217. Развал страны еще только начался (то ли еще будет!), но выходцы из недавнего «застоя» уже почувствовали на себе всю «прелесть» перестроечных новаций. КПСС формально еще существует, но защитить человека от беззаконий власть имущих она уже не в состоянии, так как последние лишили ее саму практически всякой власти. Беззащитному человеку грозило выживание в одиночку. «Но Бога ли учить мудрости?» (Иов. 21,22), «дивно глубоки помышления Твои!» (Пс. 91,6).
В процессе божественного эксперимента помышления Творца реализуются умственными и физическими стараниями человека. В данном случае – человека, восстанавливающего и открывающего храмы. Последние же взаимно открывают ему, не адаптированному к ситуации, надежду на божественную защиту от потенциальных и реальных невзгод. А поскольку людей отчаявшихся, ощущающих себя на краю пропасти, было предостаточно, постольку храмы стали быстро заполняться.
Люди, стихийно объединенные паническим страхом, растерянностью перед новыми условиями Божьего эксперимента, и составляли большинство прихожан церквей того времени. При этом их возраст, профессия, партийная принадлежность уже ничего не значили: плохо было всем. «Над бездной смерти люди лихорадочно искали возможности за что-то зацепиться, чем-то защитить себя – и в духе своего времени хватались за ритуалы… за что-то конкретное и обозримое» [30], с. 215. (Правда, здесь речь идет о поведении людей в неразберихе событий начала семнадцатого века, но человек, в принципе, не меняется.) Конечно, далеко не все устремились в Дом Господень: были и те, которые не только не верили в покровительство свыше, но даже роптали, напрямую обвиняя Бога во всем случившемся. (Кстати, довод-вопрос: «Если Бог есть, то как же Он допустил все это?» – является ровесником даже не Нового, а Ветхого Завета – вспомним монологи библейского Иова.)
Но в данном случае речь идет все-таки о тех людях, которые обратились к Богу. Что же привело их к Нему? Всего лишь страх перед наступающими временами, такими ужасными по сравнению с временами прошлыми! События перестроечного времени, как и события других смутных периодов на Руси, «невозможно понять, не учитывая этот феномен общественного сознания: сочетание непосредственного, часто грубого прагматизма с мышлением и чувствованием в религиозных рамках» [30], с. 215. Хотя вряд ли можно считать феноменальным вполне очевидное потребительское отношение к Богу.
* * *
Поскольку тема впрямую связана с Церковью, постольку уместным будет обращение к евангельскому примеру, притче Христа о блудном сыне (Лк. 15,11-32), которая кратко сводится к следующему. Сын «некоторого человека» вытребовал у отца свою долю наследства, однако вскоре расточил ее, «живя распутно в дальней стороне». Обреченный на голодное и унизительное существование, скатившийся до свинского образа жизни, он вынужден был возвратиться в отчий дом. Счастливый отец, поверив в раскаяние вернувшегося сына, устраивает ему пышный прием, прощает грехи и восстанавливает в правах.