Туда мы отправились всей гурьбой: мой юный Хозяин, сестра Хозяина и старое страшилище, выдававшее себя за их тётю. И вот, значит, подходим мы к двери. К чёрной двери, на которой белой краской нарисованы непонятные знаки. Я ещё по инерции двигался к этой двери (всё-таки, со мной были люди, и это внушало некое чувство безопасности) -но мой нос был атакован такой лавиной запахов, что никакая буря не могла бы с этим сравниться!
Я понял главное: за ЭТОЙ дверью нас подстерегает что-то ужасное, что порог ЭТОЙ комнаты лучше не переступать…
Но — великий бог Луны! — как сказать об этом людям?
Я сделал самое большое, на что был способен: выгнул спину, распушил хвост, зашипел, рявкнул и отскочил в сторону. При этом я сделал очень большой, можно сказать, рекордный прыжок.
Ну, что? На этот-то раз — понятно?
Ничуть не бывало. Мои хозяева просто весело переглянулись, а старая ведьма чуть не упала в обморок.
Нет. Всю жизнь я имею дело с людьми и не могу их до конца понять. Конечно, они умеют говорить. Конечно, они считают себя ужасно умными. Но абсолютно все, даже такие талантливые, как мой юный Хозяин, не могут уразуметь самых простых вещей. Впрочем, должен заметить, старая хозяйка дома, возможно, что-то и поняла (недаром же она так перепугалась!) Сдаётся мне, она прекрасно всё знала с самого начала.
Что именно — «всё»?
Вот послушайте.
Оставил я, значит, моих несмышлёных хозяев на попечение «благодетельницы» и решил, запасшись кошачьим терпением и кошачьим мужеством, организовать глубокую разведку… Мужество мне понадобилось немалое, можете мне поверить. Во-первых, эти ужасные половицы! Они кричали; стонали, плакали, голосили, смеялись, даже мяукали на самые разные лады. Не говоря уже о грубых человеческих ногах, даже мои осторожные лапы то и дело заставляли их постанывать и попискивать… Попробуй-ка полови в этой обстановке мышей! Во-вторых, хвостатые твари, которые и вправду водились тут в больших количествах, не раз и не два отвлекали меня от моей главной задачи. Они запросто прогуливались посреди гостиной, спокойно бродили по шкафам и полкам. Таких наглых мышей я отроду не встречал! Но ничего, они у меня быстро поняли, кто теперь в доме хозяин, и уже на третий день вели себя по отношению ко мне с подобающей почтительностью.
Но события вскоре приняли такой оборот, что я и думать забыл о мышах…
Вот теперь прошу внимания. Я подхожу к самому главному месту моего рассказа. Боюсь, что здесь даже наш кошачий язык жестов (богатый, красочный, божественный язык!) не сможет вполне передать моих впечатлений.
Я слышал, что некоторые собаки (эти вечные ненавистники кошачьего рода, которых я, впрочем, чисто по-кошачьи иногда жалею) бывают настолько чувствительны, что умирают от разрыва сердца. Признаюсь, я не раз и не два возблагодарил судьбу за то, что она снабдила нашего брата нормальным выносливым сердцем, — не чета какому-нибудь нервному колли или трусливому пуделю. Так вот: в первую же ночь, когда мои хозяева уже легли спать (впрочем, они так и не заснули), я услышал, как опять замяукали половицы в коридоре. Кто же мог там ходить? Будь на моём месте какой-нибудь дуралей-пудель — можете быть уверены: он кинулся бы, очертя голову, на этот звук, захлебнулся бы в собственном дурацком лае, но ничего бы толком не выяснил. Мы, коты, устроены иначе. Мы работаем молча. От этого, поверьте, бывает гораздо больше толку. Я осторожно стал подкрадываться к источнику звука, стараясь как можно мягче ступать по тем половицам, которые не могли бы меня выдать.
Что я увидел! О! Я даже не сумею вам сразу об этом рассказать. В этом было столько ужасного и столько непонятного…
Одно я понял сразу: надо предупредить моего юного Хозяина. Но КАК? На следующую ночь я придумал, что надо делать. Я подошёл к его кровати, лапой потрогал его за руку. Он встрепенулся, открыл глаза.
— А, это ты, Амадей? Чего тебе? Под одеяло хочешь? Ну, иди.
Господи, сил моих нет!
Всю жизнь я имею дело с людьми, но не могу их ни в чём убедить. И всё потому, что они считают себя ужасно умными. Но ведь абсолютно все, даже мой талантливый Хозяин, не могут уразуметь самых простых вещей! Я рассердился и укусил его за ухо.
— Тьфу, дурак, нашёл время играть! Брысь! Иди к себе, на печку!
Ужасно. Хотел бы я знать, какой же это мрачный шутник назвал человека разумным существом?
Я спрыгнул на пол и стал думать. Думал я долго, серьёзно. И — придумал-таки, наконец! Подойдя к тумбочке, где лежала связка ключей, я запрыгнул на неё, взял связку в зубы и приблизился к кровати Хозяина, с этими ключами в зубах. Ключи легонько звенели.
— Потрясающе! — прошептал Хозяин (наконец-то он понял). Убрал одеяло, нагнулся и взял у меня ключи,-Ладно, пойдём, Амадей… Я даже и не подозревал, что ты у меня такой умный.
Моим ответом было ласковое поглаживание щекой о его голую ногу. Этим я давал понять Хозяину, что бывают, хотя и не часто, минуты, когда человек оказывается на сто процентов прав.
IV. Вовка
Вот это ситуация!
В коридоре темно, сестрёнка моя, измученная, спит в своей комнате, выронив на пол книгу, а мы с Амадеем, как два вора, крадёмся к заветной двери… Пришли.
Слышу — из комнаты совершенно точно доносится музыка. Похоже, клавесин. Не скажу, чтобы я вёл себя храбро: поджилки у меня, конечно, тряслись, но отступать мне было стыдно, тем более что на меня из темноты таращились два фосфорических глаза моего храброго четвероногого друга. Стараясь не шуметь, я вставил ключ в скважину, осторожно повернул.
Дверь вдруг зазвенела колокольчиками. Эх, как же я мог забыть об этом! Ведь это же единственная оставшаяся в доме музыкальная дверь! Мы с Амадеем замерли. Нет, никто не спешил нас обнаружить. Игра, слышная из комнаты, не прекращалась.
Я осторожно заглянул внутрь.
То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть: на столе горела свеча. Как это могло быть?.. Кто её зажёг? Может, в комнату кто-нибудь забрался?
Я начал всматриваться, оглядываться по сторонам (наверно, я это делал в точности так, как наша бедная тётушка Эрнестина). Но никого я в комнате не увидел. А свеча — вот она, горит и горит. И зажгли её совсем недавно. В пустом, запертом на ключ помещении!
Но самое жуткое было даже не в этом. Представьте-ка себе: старинный клавесин, который стоял как раз напротив стола, действительно ЗВУЧАЛ! Крышка была откинута. Вертящийся стульчик приставлен был к инструменту. И далее клавиши, подрагивая, перемещались туда-сюда, как если бы чьи-то пальцы нажимали на них… Но самого главного не было. Самого-самого главного: музыканта.
Не могу вам даже и описать, как сильно меня околдовало это зрелище. Я так и застыл у двери… Я даже не решался переступить порог, только смотрел и слушал. Мой кот тоже застыл у порога. Он прямо весь дрожал от возбуждения. Наверное, что-то ему удалось увидеть такое, чего не мог видеть я сам. Он не крутил головой, а смотрел в одну точку, туда, где должен был сидеть музыкант.
Повторяю: в комнате я никого не заметил. Но в то же время у меня было такое чувство, что здесь кто-то есть. Потому-то мне было страшно переступать через порог… Я подумал-подумал и решил, что лучше прийти сюда завтра вечером, спрятаться и ждать, а пока хорошо бы убраться подобру-поздорову. Но не успел я дотянуться до дверной ручки, как игра прекратилась.
Интересно, что будет дальше?
А дальше было вот что: крышка клавесина сама собой закрылась. Стульчик сам собой отодвинулся. Свеча сама собой погасла! Меня от страха прошиб холодный пот. Амадей попятился в коридор и слабо мяукнул. Я, наконец, не выдержал и закрыл дверь — у меня уже ноги подкашивались…
Что делать?
Пока я размышлял, в комнате опять началась музыка: на этот раз играл оркестр. И как играл! Я вам даже передать не могу. Но, может быть, вы сможете себе это представить, если как-нибудь ночью, не зажигая света, включите у себя в комнате проигрыватель с пластинкой 7-й симфонии Бетховена… Там есть сказочная 2-я часть. Найдите, попробуйте! Вы тогда хоть немного поймёте моё состояние… Ночь. Неясный лунный свет из окна. Очень слабое свечение на крышке рояля, на раструбах валторн, труб, тромбонов. И в этом светящемся сумраке — волшебная ночная музыка!