Он притянул ее к себе:
- Я очень счастлив.
Он на мгновение задумался о том, что значит быть отцом, растить ребенка. Когда-то он пытался представить себе такое, очень давно, а потом перестал даже думать. А теперь начнет снова. При мысли о том, какая на нем будет лежать ответственность, у него голова пошла кругом. Он знал, что это будет непросто. Но это будет чудесно!
- Бен, - тихо сказала Ивица, чуть отстраняясь, чтобы видеть его лицо. Послушай меня. Есть вещи, которые ты должен понять. Ты теперь в другом мире. Здесь все не так, как было у тебя раньше. Рождение ребенка будет другим. Сам ребенок скорее всего окажется не таким, какого ты ожидаешь...
- Погоди-ка, - прервал он ее. - Что ты хочешь сказать?
Она опустила глаза, потом снова подняла их. Взгляд ее был прямым, но неспокойным.
- Мы из разных миров, Бен. У нас совсем разные жизни, а дитя будет объединением обоих - такого раньше не бывало.
- Ребенку грозит какая-то опасность? - быстро спросил он.
- Нет.
- Тогда остальное не важно. Это будет наш ребенок, и он соединит лучшее, что есть в нас. Ивица покачала головой:
- Но каждый из миров остается некоей тайной: твой - для меня, мой - для тебя, и разницу не всегда легко объяснить или понять...
Он приложил палец к ее губам:
- Мы со всем разберемся. Обязательно. - Он говорил твердо, настойчиво. Совершенно не правильно истолковал ее тревогу и отмахнулся от ее слов, спеша насладиться ликованием, которое испытывал. - Младенец, Ивица! Я хочу кричать об этом! Я хочу всем об этом рассказать! Пошли! Давай вставать! - Он в секунду вскочил с постели и начал суетиться, одеваясь, бросаясь с радостным криком к окну, возвращаясь, чтобы снова и снова ее поцеловать. - Я люблю тебя! - сказал он. - Я люблю тебя на веки вечные!
Он оделся и выбежал за дверь прежде, чем она успела встать, и слова, которые она, возможно, сказала бы ему, навсегда остались невысказанными.
***
Бен спустился вниз по лестнице замка, перешагивая через две ступеньки. Он подпрыгивал, будто сам был ребенком, напевал, говорил и шептал. Чувствовал себя легким как перышко. Он был мужчиной среднего роста, с орлиным носом и холодными голубыми глазами. Его темно-русая голова начала лысеть, но кожа лица и рук оставалась гладкой и упругой. В молодости он был боксером и не потерял спортивной формы. Был худощав, натренирован и легко двигался. Ему было почти сорок, когда он в первый раз попал в Заземелье, но теперь уже не мог сказать, сколько ему лет. Иногда ему казалось, что он вообще перестал стареть. Еще сегодня утром был в этом уверен. Он ощущал у себя под ногами пульс замка Чистейшего Серебра, биение сердца, ток крови. Он чувствовал тепло камней и цемента и шелест дыхания в утреннем воздухе. Она была живой, эта резиденция королей Заземелья, настолько волшебной, что сама собой управляла - ей необходимо было только присутствие королевской особы, чтобы нормально существовать. Когда Бен впервые появился здесь, двадцать лет запустения превратили резиденцию в изъеденные временем развалины. Теперь она была восстановлена, отделана и превратилась в надежную крепость. Она сияла и дышала жизнью, и, находясь в ее стенах, он ощущал ее мысли так же ясно, как свои собственные.
Сейчас, прыгая по ступенькам, он чувствовал, что королевская обитель за него рада. Он слышал, как она желает его зачатому ребенку долгой жизни и счастья.
"Дитя, - повторял он про себя снова и снова. - Мой ребенок!"
Он привыкал к этой мысли гораздо быстрее, чем предвидел сначала.
Входя в столовый чертог с его завешанными гобеленами стенами и длинным столом, который уже был накрыт и за которым сидели, он вдруг подумал, что ему следовало подождать Ивицу, что он сейчас должен дождаться ее, а уже потом сообщать свою новость, но он не в силах был ждать. Он ничего не мог с собой поделать.
За столом сидели Абернети и Сапожок. Абернети, придворный писец, был человеком, которого неудачное заклинание превратило в мягкошерстного терьера и который был вынужден им оставаться. Морда у Абернети заросла мохнатой шерстью, но руки остались человеческими. Он роскошно одевался и разговаривал лучше, чем большинство обычных людей. Сапожок, королевский гонец, был кобольдом. Насколько было известно, его никто и никогда ни во что не превращал. Сапожок был обезьянолиц, морщинист и обладал острыми зубами и улыбкой, которые сделали бы честь прожорливой акуле. Единственное, что объединяло этих двоих, - это полная и безусловная преданность Бену и трону.
Они дружно замерли, не донеся вилок до рта, увидев лицо вошедшего Его Величества.
- Доброе утро, доброе утро! - улыбнулся тот. Вилки застыли неподвижно. На лицах присутствующих отразилось изумление, смешанное с подозрением.
Две пары глаз одновременно моргнули. Абернети опомнился первым.
- Доброе утро, Ваше Величество, - поздоровался он. И, помолчав, спросил:
- Надеюсь, вы хорошо спали?
Бен двинулся вперед, переполненный радостью жизни. Фарфор и хрусталь сверкали, от серебряных подносов поднимался дивный запах еды. Сельдерей повар и второй кобольд, служащий трону, - снова отличился. Или по крайней мере так показалось восторженному Бену. Он схватил небольшой яблочный пончик и по дороге к своему месту проглотил его. Взглядом он поискал советника Тьюса, но волшебника нигде не было видно. Может быть, надо подождать, подумал Бен. Отсутствие советника служило хорошим поводом. Дождаться Тьюса и Ивицу. Вызвать с кухни Сельдерея. Так можно будет объявить одновременно всем. Эта мысль показалась Бену удачной. Просто подождать. Вот что он сделает.
- Знаете что? - сказал он.
Абернети с Сапожком быстро переглянулись.
- Должен вам сказать, Ваше Величество, что не люблю отгадывать, - объявил писец. - А Сапожок - так просто ненавидит.
- А, полно тебе. Угадай!
- Ну ладно. - Абернети страдальчески вздохнул и послушно спросил:
- Что? Бен сделал глубокий вдох:
- Я вам не могу сказать. Пока. Но новость хорошая. Великолепная новость!
Сапожок осклабился и что-то невнятно пробормотал. Абернети снова принялся за еду.
- Обязательно сообщите нам, когда наступит подходящий момент.
- Как только придет советник, - объяснил Бен, усаживаясь. - И Ивица. И Сельдерей. Все. Не уходите, пока они не придут.
Абернети кивнул:
- Я просто прилип к стулу. Ваше Величество. Кстати, можно надеяться, что сообщение будет сделано до назначенного на сегодняшнее утро планового заседания земельного комитета с участием представителей Зеленого Дола и Озерного края?
Бен хлопнул себя по лбу:
- Совсем забыл!
- А ленч с новыми окружными судьями, которых вы назначили в северные земли?
- И о них забыл!
- А послеполуденную встречу с комитетом по ирригации, для обсуждения начала работ в Восточных Пустошах?
- Об этом-то я помнил.
- Хорошо. А о встрече с работниками кухни для обсуждения регулярной пропажи припасов из погреба? Боюсь, что масштабы краж все увеличиваются.
Бей недовольно нахмурился:
- Дьявольщина, почему ты на сегодня столько всего назначил?
- Это не я назначил. Это вы назначили. Сейчас первый день недели, и вам всегда нравится начинать неделю с того, чтобы воткнуть в нее как можно больше дел. - Абернети промокнул губы платком. - Планируете слишком много. Я вас уже об этом предупреждал.
- Спасибо, что напомнил. - Бен взял тарелку и начал наполнять ее едой. Хлеб с вареньем, яичница, фрукты... - Ну, мы займемся делами - ничего не упустим. Времени предостаточно. - Он поставил перед собой тарелку, мысленно переключившись на те проблемы, о которых ему напомнил Абернети. Почему, ради всего святого, кому-то могло понадобиться красть еду из погреба? Можно подумать, что существует нехватка продуктов. - Если через несколько минут Ивица не спустится, я схожу и приведу ее. А Сапожок может вызвать советника, где бы он ни был...
И тут в дальнем конце коридора, который шел от нижнего входа у крепостных ворот, распахнулась дверь и появился советник Тьюс.
- Это - последняя капля, просто последняя! - яростно провозгласил он.