- Великий король! - приветствовал он Бена. Его рыжебородое лицо было бледным, глаза опасливо косились на дракона.
Бен прошествовал к нему.
- Я знаю, какую роль вы тут сыграли, Каллендбор, - отрывисто бросил он. Когда мы покончим с этим делом, вы должны будете ответить передо мной за все.
Каллендбор кивнул. В его ярких голубых глазах не видно было раскаяния.
- Если надо будет - отвечу. И если мы оба будем к вечеру живы.
- Ладно. А сейчас давайте сосредоточимся на том, как отправить демонов восвояси - и обманщика в черном вместе с ними. Ваши люди готовы к бою? Дружески спросил Холидей.
- Мы к вашим услугам, король Заземелья. Ответ был дан без малейших колебаний.
- Тогда поезжайте назад и ждите моего сигнала, - приказал Бен.
Каллендбор приветственно вскинул руку и галопом умчался обратно. Ему и сейчас не стыдно, изумился про себя Бен. Некоторых ничто не меняет.
Он снова повернулся к Бурьяну и демонам. Громадный черный всадник выезжал вперед. Железный Марк. Остальные последуют на битву за ним. Предводитель демонов остановился и посмотрел на Бена и Страбона.
Корявая голова дракона повернулась к Бену.
- Вызывай Паладина, Холидей. Демоны вот-вот начнут.
Бен кивнул. Он уже смирился с необходимостью, но все равно испытывал отчаяние. Опять ему приходится вызывать Паладина, чтобы тот вступал за него в бой. Опять будут убийства и разрушения, и снова они будут главным образом делом его рук. Еще одна страшная битва, и он бессилен ее предотвратить, бессилен предпринять что-то, кроме как вступить в бой и надеяться, что он постарается сделать его как можно более коротким. Слабая надежда, рожденная отчаянием и отсутствием альтернативы. Он почувствовал, что Страбон наблюдает за ним. Во всем происходящем виновен Бурьян, и его надо заставить за это заплатить, но как это можно сделать? Много ли силы у этой гадины? Наверное, очень много, решил Бен, - ведь не зря эльфы пошли на такую крайнюю меру, чтобы запереть его в Шкатулке Хитросплетений и держать в ней неизвестно как долго.
- Холидей! - нетерпеливо проскрежетал дракон. Запереть Бурьяна обратно в Шкатулку Хитросплетений... Вот что надо сделать. Запереть навсегда. Но как? Какое для этого нужно волшебство?
Больше не было времени думать об этом, не было времени решать, откуда можно призвать помощь. Демоны начали наступать, приближаясь по лугу черной стеной - медленно, размеренно, неумолимо.
- Холидей! - яростно прошипел Страбон. Меч Паладина и огонь дракона хватит ли их для того, чтобы спасти Заземелье?
Бен Холидей начал поднимать свой медальон, который скоро даст ему ответ на этот вопрос.
***
Хоррис Кью буквально бесился с досады. Он мрачно стоял рядом с Абернети у края воды, наблюдая, как на челноке-бегунке приближается советник Тьюс, и думал, что у него вот-вот отнимут его последний шанс на спасение.
Он попытался все сказать Холидею, но королю Заземелья было не до него. Он попытался все сказать Абернети, но писец и слушать не хотел. Он прикинул, не сказать ли все советнику Тьюсу, когда волшебник приедет, чтобы увезти их в относительную безопасность, под защиту стен крепости, но он был твердо уверен, что и с этой стороны ждать помощи ему не придется. Никто не желал слушать Хорриса - вот как ужасно обстояли дела!
А ведь именно сейчас Хоррис мог сказать всем нечто очень важное.
Он пошаркал огромными башмаками, обхватил свое туловище руками и попытался сохранить спокойствие. Но сохранять спокойствие было трудно, зная, что с ним станет, если Бурьян и демоны одолеют Холидея. Если Холидей победит, его положение все равно будет оставаться ненадежным, но все-таки терпимым. Но если победителем из боя выйдет Бурьян, из Хорриса Кью сделают котлету. Нет смысла прикидывать, какую именно приправу будут использовать, но результат получится один. Бурьян видел, как он стоял рядом с Холидеем и драконом, он видел его совершенно ясно. Вывод очевиден: Хоррис перешел на сторону врагов. И прощения не будет. Никаких извинений не примут. Бурьян разжует его и выплюнет, вот и все.
Хоррис вспомнил, что он чувствовал рядом с этой гадиной, когда их пакостное приключение еще только начиналось. Он припомнил мягкий угрожающий голос и неотвязный запах смерти. Он все еще ощущал, как волшебная сила Бурьяна позволила чудовищу стиснуть его горло невидимыми пальцами. Ему вовсе не улыбалось испытать все это заново. Впервые с того момента, как он выпустил Бурьяна из Шкатулки, у него перестал дергаться глаз. И это его единственный шанс избавиться от тика навсегда.
На западе загромыхал гром, раскатываясь из массы сталкивающихся туч. Их тяжелая гряда быстро поднималась к солнцу, проглатывая его свет, превращая все в ночь. Ветер пронесся по лугу и по стоящим друг перед другом армиям. Лошади вздыбились, послышалось бряцание оружия и доспехов. В воздухе запахло дождем.
Хоррис Кью думал о Шкатулке Хитросплетений. Как туда вообще попал Бурьян? Надо полагать, изменивший своему народу эльф не пошел в нее по своей воле так же, как Холидей, ведьма и дракон. Хоррису уже дважды приходилось произносить слова заклинания, которые высвобождали из Шкатулки ее пленников.
Можно ли повернуть это заклинание обратно?
Он вспомнил о том, как туда были отправлены Холидей и остальные двое. Бурьян составил сложную сеть волшебства, которую он растянул вокруг того места, куда надо было заманить три его жертвы. А потом Хоррис вышел со Шкатулкой, произнес заговор, ожививший сеть, и ловушка захлопнулась.
Достаточно просто. На первый взгляд может показаться, что нужно предпринять такие же действия и для того, чтобы поймать в Шкатулку Бурьяна. Но только Хоррису не давала покоя одна мысль. Разве Шкатулка Хитросплетений не была создана специально для того, чтобы заточить в ней Бурьяна? Если это так, то тогда использование ее в качестве ловушки для Холидея и остальных было неестественным, было искажением ее главного предназначения. И кроме того, если бы Бурьян знал, что волшебство действует именно так, разве он позволил бы им себя поймать? А если он не знал этого тогда, то как узнал это с тех пор?
А как насчет вот этого: Бурьян помнил слова, которые его освободят, но не мог их произнести. Ему понадобилось воспользоваться Больши и всей этой комедией со Скэтом Минду, чтобы заставить Хорриса произнести эти слова вместо него. Разве это не говорит о чем-то? Разве это не значит, что по какой-то причине эти слова для Бурьяна невыносимы и поэтому ему надо, чтобы их произносил кто-то другой?
А не значит ли это, подумал Хоррис Кью, что то же самое заклинание заклинание, которым Бурьян ни в коем случае не желал пользоваться сам действует двояко?
Чем дольше он думал о таком варианте, тем более вероятным он представлялся ему. Эльфы, создавшие Шкатулку Хитросплетений, должны были применить особое волшебство, рассчитанное специально на то, чтобы заключить Бурьяна внутри, волшебство, которым он никогда не сможет воспользоваться сам для того, чтобы осуществить бегство. И такое волшебство не подействовало бы на других например, на Холидея, Ночную Мглу или Страбона, - вот почему и понадобилось нечто другое, чтобы отправить их в ловушку. И возможно, это другое волшебство предохраняло и самого Бурьяна от того, чтобы снова не оказаться в Шкатулке Хитросплетений. И ради этого была создана тщательно продуманная сеть волшебства, которой воспользовался Бурьян.
Да, конечно, это были домыслы. Но Хоррис Кью находился в отчаянном положении, и его оппортунистически настроенный ум хватался за соломинку, потому что больше ухватиться было не за что.
Он полагал, что остальным следовало бы его выслушать. Холидею, Абернети, советнику Тьюсу - всем. Им следовало бы попробовать сделать то, что он предложит. Какой от этого может быть вред сейчас? Но с тем же успехом он может попросить сделать его королем. Глупо, конечно, надеяться, что кто-то захочет провести его план в жизнь.