— Я же твое дитя, — лицемерно запричитал он. — Я же был тебе ну совсем как сын! Ты не можешь меня бросить!
Хоррис посмотрел вверх:
— Я от тебя отрекаюсь. Я лишаю тебя наследства. Я навсегда прогоняю тебя с глаз долой.
С другой стороны дома до них донесся жуткий стук в дверь, а потом, почти сразу же, — звон разбившегося стекла. Хоррис нервно дернул себя за ухо. Да, этих типов не урезонишь. Паства превратилась в толпу хулиганов. Глупцы, осознавшие, что их провели, славятся тем, что быстро возвращаются к прежнему мышлению. Станут ли они печальнее, но мудрее? Или так до смерти и останутся тупицами?
Хоррису пришлось пригнуться, чтобы пройти в отверстие за панелью: оно было гораздо меньше, чем его метр восемьдесят. При реставрации дома он увеличил все остальные дверные проемы. Всем он объяснил, что Скэту Минду нужно много места.
Внутри оказалась лестница, которая вела вниз. Он снова включил механизм, и тяжелая стальная дверь медленно встала на место. Больши выскочил чуть ли не в самый последний момент и стремительно кинулся вниз следом за Хоррисом.
— Он ведь правда стоял у тебя за спиной, — резко бросила птица, пролетев так близко от своего спутника, что кончиком крыла задела ему лицо. Хоррис попытался ее ударить, но промахнулся. — На одну секунду он там появился.
— Ну еще бы! — проворчал Хоррис. Он все еще не до конца оправился после происшедшего и обозлился на птицу за то, что она ему снова об этом напомнила.
Больши увернулся:
— Даже если ты попытаешься свалить на меня свои ошибки, это тебе не поможет. И потом, я тебе нужен! Ну ведь правда же нужен?
Дойдя до конца лестницы, Хоррис начал ощупью искать выключатель.
— Нужен для чего?
— Для всего, что ты собираешься делать. Больши полетел вперед в темноте, наслаждаясь тем, что его зрение в десять раз острее, чем у Хорриса.
— И ты в этом уверен, да? Хоррис мысленно чертыхнулся, занозив в темноте палец.
— Хотя бы для того, чтобы я тебя подбадривал. Признайся, Хоррис. Для тебя было бы невыносимо остаться без зрителей. Тебе нужен кто-то, кто восхищался бы твоей хитростью, хвалил твою предусмотрительность. — Больши превратился в бесплотный голос во тьме. — Какой смысл в прекрасной выдумке, если некому восхищаться ее гениальностью? Насколько мелкой кажется победа, если некому восхвалить великолепную стратегию, которая к ней привела! — Птица откашлялась. — Конечно, я нужен тебе и для того, чтобы помочь в осуществлении твоего нового замысла. Кстати, а что в нем?
Хоррис нашел наконец выключатель и включил свет. На мгновение он ослеп.
— Мой замысел в том, чтобы постараться уйти от тебя как можно дальше.
Подвал уходил вдаль, теряясь в лесу массивных столбов, поддерживавших пол старинного особняка. В желтом свете электричества от них падали длинные тени. Хоррис решительно шагал вперед, слыша у себя за спиной, как кулаки колотят в стальную дверь панели. Ну что ж, посмотрим, как они с нею справятся, усмехнулся он про себя. Он пробрался мимо столбов к темному коридору. Еще один выключатель осветил его потолок, и, низко пригибаясь, Хоррис пошел вперед.
Больши снова его обогнал — юркая черная тень.
— Нас с тобой судьба связала, Хоррис. Птицы высокого полета и все такое прочее… Ну же! Скажи, куда мы идем.
— Нет.
— Ну и пожалуйста. Напускай на себя таинственность, если тебе так больше нравится! Но ты ведь согласен, что мы по-прежнему одна команда?
— Нет.
— Ты и я, Хоррис. Сколько времени мы уже вместе? Подумай, сколько мы уже испытали.
Хоррис подумал — главным образом о себе. Сгорбившись, чтобы пробираться по узкому тоннелю, по-крабьи согнув ноги и руки, разрезая острым носом застоявшийся воздух и пыльную мглу, он вспоминал пройденный им жизненный путь, который привел его сюда. Это была извилистая дорога, полная ухабов и неожиданных поворотов, напрочь размытая дождем, время от времени освещавшаяся короткими проблесками солнца.
У Хорриса было несколько положительных качеств, но все они не слишком хорошо ему служили. Он был достаточно сообразителен, но в сложных ситуациях ему, казалось, всегда недоставало какой-то жизненно важной информации. Он мог просчитывать все свои ходы, но его размышления часто не имели логического конца. Он обладал необычайно хорошей памятью, но когда обращался к ней за помощью, то постоянно не мог вспомнить, что является важным.
Что до умения, то он был почти магом — не фокусником, который достает кроликов из пустой шляпы, а одним из немногих в этом мире, кто способен на настоящее волшебство. А потому он и не принадлежал к этому миру, конечно, но он старался мысленно не останавливаться на достигнутом, поскольку его способности по сравнению с другими магами были весьма и весьма сомнительными.
Более всего Хоррис был оппортунистом — настоящим специалистом в том, что касалось использования удобных шансов. В шансах Хоррис понимал толк. Он все время прикидывал, чем можно воспользоваться для собственной выгоды. Он был убежден в том, что богатства мира — любого мира — созданы только ради его блага. Пространство и время не имели никакого значения: в конечном счете все принадлежало ему. Его самомнение было удивительным. Он больше всех понимал в искусстве эксплуатации. Он один мог разобраться в слабостях каждого существа и определить, как ими можно воспользоваться. Он был уверен в том, что его проницательность приближалась к ясновидению, и считал своим предназначением улучшать свою долю практически за счет кого угодно. Он обладал неутолимой страстью к использованию людей и обстоятельств в своих целях. Хоррису не было никакого дела до чужих несчастий, моральных устоев, благородных задач, окружающей среды, бездомных собак и кошек или малых детей. Все это было уделом низших существ. Его волновали только он сам — его собственное благополучие и обстоятельства в подходящем для него плане — да еще планы, которые подкрепляли бы его уверенность в том, что остальные формы жизни невозможно глупы и наивны.
Вот так и был создан культ Скэта Минду с его рьяными последователями, верующими в слова двадцатитысячелетнего старца, передаваемые через майну. Даже сейчас Хоррис не мог не улыбнуться.
Хоррис был готов признать за собой один-единственный недостаток: неспособность управлять развитием событий, которому давал начало. Почему-то даже самый тщательно продуманный план в конце концов словно приобретал собственную волю и оставлял его в неловком положении где-нибудь на полдороге. И пусть это постоянно совершалось помимо его воли, из него всегда делали козла отпущения.
Он добрался до конца коридора и вошел в большую комнату, где хранились ворохи складных столиков и стульев и ящики с брошюрками и книжками про Скэта Минду, материалы по его профессии. Хватило бы на большой костер.
Он посмотрел за груду бесполезных вещей на обитую стальным листом дверь в дальнем конце комнаты и устало вздохнул. За дверью начинался тоннель, который тянулся почти целую милю и выходил к гаражу, серебристо-черному авто и — к безопасности. Ловкий делец всегда предусматривает запасный выход на случай непредвиденных обстоятельств вроде тех, которые сложились сейчас здесь. Он не ожидал, что ему так скоро придется им воспользоваться, но все опять обернулось против него. Он поморщился. Наверное, следует радоваться тому, что он всегда готов к худшему, но до чего же неприятно так жить!
Хоррис гневно посмотрел на Больши, усевшегося поодаль на стопке ящиков.
— Сколько раз я предостерегал тебя против уступок голосу совести, Больши?
— Много раз, — ответил Больши, закатывая глазки.
— И похоже, без толку.
— Извини. Я просто глупая птица. Хоррис улыбнулся — да, действительно, но с этим ничего не поделаешь.
— Надо полагать, ты хочешь, чтобы я дал тебе еще один шанс, так?
Больши склонил голову, чтобы нахально не захихикать:
— Я был бы тебе очень благодарен, Хоррис. Долговязая фигура Хорриса Кью вдруг наклонилась вперед, так что он стал похож на приготовившегося к прыжку волка.
— Чтобы я больше не слышал о Скэте Минду, Больши! Никогда! Сию минуту разорви ту связь, которая существует у тебя с нашим прежним другом. Чтобы не было больше никаких личных озарений. Никаких голосов из далекого прошлого. С этой минуты ты будешь слушать только меня. Ясно?