Александр Асмолов
Шкатулка императора
В зеркале прошлого тени видней,
Знаки за гранью прочтет посвященный.
Глава I
Наверное, император был знойным мужчиной, если его именем назвали последний месяц лета. Подобно изнуряющему пеклу, власть Цезаря проникала не только в укромные уголки домов, спрятанных в тенистых садах, но и в души граждан великой империи, а уж рабов и вовсе приводила в трепет. Впрочем, в детстве Август был наречен проще, но после славных побед великий сенат дал ему титул, ставший позднее громким именем для всех императоров. Возвеличенный монарх, как и знойный месяц, довлели над миром. От обоих было душно.
Так же, как летом 2010 года в России. Огромная страна изнывала от жары и засухи, а в августе, когда начались пожары и едкий дым заброшенных лесов и торфяников мутными волнами накрывал Подмосковье, в столице стало невыносимо. Все, кто мог себе позволить отпуск, уезжали к морю или вообще за границу, оставив город на семи холмах изнывать от горячего дыхания раскаленных африканских песков. Толстые стены домов, призванные защищать жителей от сорокоградусных морозов, теперь, как губки, напитавшись жаром далекой Сахары, до глубокой ночи щедро отдавали его, навевая своим хозяевам тяжелые сны. От зноя не было спасения даже в подземке. Составы метро, словно огромные поршни, загоняли в туннели все новые и новые инъекции раскаленного солнцем воздуха и быстро разносили его по артериям всей системы, которая стала напоминать античные термы. Только к утру метро чуть остывало, но спешащие по делам люди быстро наполняли его своим горячим дыханием.
На станции «Третьяковская» удобно пересаживаться с «зеленой» на «оранжевую» ветку, поэтому там всегда многолюдно. Когда вагон метро, зашипев пневматикой дверей, жадно вобрал в себя разгоряченную порцию пассажиров, внутри стало тесно. Пожилую женщину, крепко державшую за руку девчушку лет пяти-шести, придавило к противоположной от входа двери. Она молча снесла это привычное для москвичей насилие, отодвинувшись так, чтобы девочке было посвободнее. Стоявшая рядом пассажирка лет двадцати сочувственно улыбнулась и тоже повернулась боком, пропуская девчушку к окошку. Та безразлично уставилась на большой рекламный плакат за стеклом. Было душно, и близость чужих разгоряченных тел вызывала раздражение. Еще нужно было куда-то спрятать глаза, чтобы не встречаться взглядом с остальными пассажирами. Тут-то расклеенная повсюду реклама и находила своих читателей. В который раз броские фразы и яркие картинки пытались вызвать желание купить что-то, но, как правило, достигали обратного эффекта. Те, кто ездит на метро, не покупают норковые шубы и бриллианты. Даже со скидкой в 70%.
Наконец-то вагон тронулся. Припавшая к окну девочка испуганно вскрикнула и резко отпрянула от стекла, пытаясь спрятаться в длинной юбке пожилой женщины. Отвернувшись, бедняжка стиснула в кулачках тонкую ткань одежды и уткнулась в нее лицом. Женщина инстинктивно прижала маленькое тельце к себе и настороженно взглянула в окно, пытаясь понять, что так напугало малышку. Следом за ней туда же посмотрела и молоденькая пассажирка, стоявшая рядом. Надменно улыбающееся лицо мужчины, чуть исподлобья смотревшего с яркого плаката, проплыло за стеклом.
– Нина! – укоризненно произнесла женщина. – Это же реклама. Ну, что ты.
В ответ не прозвучало ни слова. Девочка боялась даже пошевельнуться. Женщина ласково погладила черные кудряшки, спадавшие на спину ребенка, но та только дернула плечиком, словно отмахиваясь. Поезд набирал ход, заполняя шумом весь вагон, который то раскачивался, то вздрагивал на стыках рельс, словно делал это умышленно, чтобы продемонстрировать всем, кто тут хозяин. Девушка, ставшая невольной свидетельницей неприятной сцены, осторожно присела на корточки рядом с девчушкой. Наклонившись к самому ее уху, она зашептала так, чтобы ее услышала только перепуганная малышка:
– Я их тоже вижу. Тут ничего страшного нет. Главное, не заговаривай с теми, кто тебе неприятен. Сами они никогда первыми не начнут.
Перепуганная девочка даже не шевельнулась, но было видно, как она напряжена. Словно невыносимая ноша легла на худенькие плечи и согнула их. Колеса вагона застучали сильнее, унося прочь от страшного места, и девушка стала говорить громче, понимая, что подслушать невозможно.
– Ты ведь никому не скажешь, что я их тоже вижу. Правда?
Курчавая головка чуть повернулась, и на пассажирку, сидевшую рядом на корточках, посмотрел огромный глаз. Зрачок был так сильно расширен, что радужка вокруг него превратилась в тонкий карий ободок. Испуганный взгляд был долгим. Потом на девушку уставились оба глаза. Не мигая, они смотрели на простое открытое лицо незнакомки. Скользили, изучая его черты, словно читали книгу. Постепенно напряжение у девочки исчезло.