Однако книга оказалась невероятно легкой. Дейр только подивился — на вид одна обложка весит килограмм пять, а по правде невесомая, как перышко. Открыл, пощупал страницы и тут же захлопнул обратно. Глаза расширились, как медные монеты, а руки бережно прижали бесценную рукопись к груди.
— Это же чайная бумага! — выдохнул парень. — Такой же почти не осталось. На земле Лайтов, и клочка днем с огнем не сыщешь. А здесь целая книжища!..
Лия кивнула и помахала руками, мол, забирай с собой. Дейр оглядел том, затем — карманы плаща и неуверенно передернул плечами:
— Мне взять ее в город? Зачем? Я вернусь вместе с Эрикой и Илом, тогда и прочтем. Магический артефакт такой ценности лучше держать за семью замками. А если кто-нибудь воспользуется ее свойствами в своих гнусных целях?
Но старушка упрямо замотала головой. Пришлось каннору под ее строгим взглядом запихивать фолиант в карман. Благо, одежда из шерсти Лярских коней растягивалась до любых размеров, а книга почти не оттягивала полу. Для чего ему фолиант, иллюзионист так и не понял. Но Лия старше, опытнее, ей нужно доверять. Она словно знает что-то, но не говорит.
Парень одолжил немного денег на автобус и, наконец-то, вышел из дома. Солнце достаточно поднялось на небо, температура заметно повысилась. А что может быть лучше теплых весенних лучей после ночных кошмаров! Щебетали птички, смеялись уже проснувшиеся соседские дети, задорно лаяли собаки. Мир встречал новый день, как будто ничего не произошло, никто не умер.
Одна девчушка лет пяти подскочила к забору и глянула на Дейра такими глазищами, будто она увидела героя из своего любимого мультика. Даже попыталась протиснуться между невысокими белыми столбиками.
Иллюзионист остановился. Девчонка и ухом не повела — продолжила нагло буравить глазами прохожего. Дейр потоптался на месте и, наконец, выдавил:
— Что-то не так?
Девочка вскочила на ящик с игрушками, чтобы выглянуть из-за ограды и широко-широко улыбнулась:
— Я тебя узнала!
— Меня? — удивился парень.
— Ага, — кивнула малышка. — Ты каннор.
У Дейра перехватило дыхание. Откуда ей вообще знать о лагерях? Разве что, ее родители — утерявшие магию. Хотя переселенцы, обычно, не афишируют свое магическое прошлое, чтобы не прослыть городскими сумасшедшими. Но из любого правила бывают исключения.
— Мне про тебя Мэгги рассказывала, — продолжала девчушка. — Она говорит, ты колдовать умеешь. Умеешь?
— Умею, — хмыкнул парень.
— Научишь меня? Я хотела Эрику попросить, но Мэгги сказала, что нельзя. Эрика со злыми колдунами дружит.
Каннор мотнул головой:
— Не дружит она со злыми колдунами, я тебе клянусь. Я же не злой колдун, а я ее друг.
— Ты не злой, — кивнула малышка. — А желтый светлячок у нее в рюкзаке — злой. Он ее может тоже плохой сделать. Я сама видела, как он светится. А Мэгги сказала, что это плохо, потому что тогда… ин-си-вы получат о-пе-ну-ла.
Последние слова она проговорила с трудом, по слогам. Видимо, не знала их значения, а просто повторяла за взрослыми.
Дейр встрепенулся, подошел вплотную к забору и нахмурился:
— Какой светлячок?
— Вот такой! — Девочка ткнула на его шею, где в ожерелье переливался синий камень. — Только желтый и светится поменьше.
Желтый, поменьше… Каннор задумчиво потер теплый камешек. Неужели очередной осколок? Но как он тогда светится? Ведь, по сути, камень без хозяина — просто минерал, бесполезная стекляшка. В нем нет души, и магии тоже нет. Если только… Нет, такое случается редко! Но случается ведь…
Мало кто знает, но амулет, утерявший душу, может прицепиться к новой, еще не имеющей камня. Есть, правда, несколько условий: новый хозяин должен обладать тем же даром, что и старый; душа не должна противиться влиянию минерала. И стоит ему образовать со своей жертвой связку — особый вид магического влияния, — как сознание и внутреннее состояние человека начинает резко меняться. Но подчинить себе мага осколок может лишь в момент слабины, моральной и физической.
Морально вымотаться Эрика могла. Ее душа уже давно истощена, да и, на худой конец, камень мог начать паразитировать еще четыре месяца назад, когда девушка была потрясена смертью тети. А физически — только при ранении или во сне. Не брала же она осколок с собой в кровать! Да и, к слову, откуда он взялся? Последний Эри отдала следователю — Ил не мог соврать.
— Ты же волшебник, — болтала девочка уже, казалось, только для себя, не желая получить ответ. — Ты все-все знаешь! А трудно это, колдовать? Наверное, трудно. Я в книжках читала, волшебники долго учатся. А зелья ты умеешь варить? А единороги у вас есть? А драконы? Или у вас только светлячки? Желтые, синие. Я таких в саду ни разу не видела… Я сначала испугалась, думала, они плохие и людям вредят. Но Мэгги мне сказала, что светлячки волшебные и хорошие, только желтые плохие. Но полицейские тоже хорошие, они Эрике помогают. А у них светлячки желтые, у всех-у всех! Вот я не понимаю — те полицейские плохие или светлячки все-таки хорошие.
Дейра передернуло. Инсивы скучковались вокруг Эрики! Ну конечно, они тоже ищут осколки. Возможно, даже тот самый осколок из ее сумки. Остается надеяться, что они не знают о ее опенульских способностях. Хотя, не заметить трудно — их опенул наверняка уже признал в ней собрата. Только каннорам пришлось обращаться к лярам.
— И давно полицейские со светлячками возле дома Белухи крутятся? — уточнил Дейр.
Девочка прищурилась, почесала затылок и забавно протянула:
— С Нового года, наверное. Их раньше мало было, а сейчас почти все светятся.
— А фиолетовых светлячков ты не замечала?
— Не-а. Зато я видела волшебницу без светлячка. Ее зовут Ульяна, и она тоже, как Эрика, опенул.
«Ульяна» прозвучало из ее уст смешно и пискляво, вроде «Юлиана». Но девчушку можно понять — имя необычное для здешних мест.
— А она-то что здесь делала? — устало взмахнул руками парень. — Инсивы схватят, будет знать. И почему все опенулы такие недалекие! — Он тяжело вздохнул и натянуто улыбнулся. — И все же спасибо, что рассказала. Ты, значит, светлячков видишь.
— Угу, только мне не верит никто, — насупилась кроха. — Говорят, что нет никаких светлячков. А я знаю — есть. И Мэгги говорит, что есть. Правда, она их тоже не видит. Ты же мне веришь?
— Верю. И какие светлячки тебе больше нравятся?
Малышка нахмурилась, почесала носик, что-то пробормотала и неуверенно ответила:
— Желтые нехорошие, а фиолетовые слабые, я их никогда не видела. Значит, синие лучше всего. Синие нравятся, как у тебя! Я тоже хочу такой. Хочу каннором быть! А инсивом — не хочу.
Она снова ткнула пальчиком на камень. Дейр улыбнулся и ласково потрепал девчушку по голове.
— Раз хочешь — станешь. Только подрасти немного, — сказал он, махнул на прощание рукой и зашагал дальше.
Нет — решил он для себя — даже когда эта малышка вырастет, в лагерь она не попадет. Уж слишком бесполезный дар видеть чужие камни.
Автобус словно поджидал Дейра. Стоило тому вскочить в салон, как двери с тихим скрипом закрылись, под полом загудел мотор, а за окнами тронулись и поплыли редкие деревца. Парень честно оплатил проезд и с чистой совестью плюхнулся на ближайшее твердое кресло.
Пейзаж за стеклом менялся, терял краски, становился унылым и тоскливым. Чем ближе к Дэнту, тем мрачнее. В голову лезут дурные мысли о кровавой мести и войнах, руки чешутся пронзить какого-нибудь гадкого инсива ножом. Может, из-за сотен битв, которые разражались на местных улочках. Но скорее всего, в контрасте с теплым и по-детски уютным поселком, город казался уж слишком грубым и взрослым.
— Вам нужна помощь, молодой человек? — прохрипел чей-то голос прямо над ухом.
Дейр подскочил на месте и обернулся. На соседнем кресле, широко улыбаясь, расположился старикашка. Нос крючком, лицо морщинистое, а одна нога, неестественно прямая, вытянута. Лишь по трости парень догадался, что это протез — самой ноги у пассажира не было.