Все остальные «актеры» разбежались по краям сцены и, весело дурачась, хлопая в ладоши и подпевая в такт музыке, завывающей откуда‑то из‑под сцены, смотрели на них.
Но вдруг музыка смолкла, и Божена услышала слова, обращенные явно к ней:
— Ну что, красотка, подай же теперь поцелуй нищему красавцу, так развеселившему тебя!
— Подай же ему!
— Ну, не кокетничай!
И Божена, у которой голова закружилась от высоты, быстрого танца и обилия смеющихся глаз, устремленных на нее, театрально попятившись, вдруг весело упала в объятия Влюбленного и почувствовала, как страстный поцелуй обжег ее губы.
— Браво, браво, бис! — ревела толпа, а Герой все не отпускал свою свежеиспеченную Возлюбленную и вдруг, подхватив ее на руки, ловко спрыгнул с ней вниз и побежал по живому коридору, расступающемуся перед ним.
Еще несколько шагов, и, опьяненная карнавалом, Божена была бы готова сбежать с темпераментным незнакомцем всерьез, но он, пробежав еще немного, разжал свои сильные руки и бережно поставил ее на землю. А потом протянул ей с поклоном руку и, величественно шествуя по не успевшему еще сомкнуться проходу, повел обратно — словно преданный паж коронованную особу.
Все это заняло не больше пяти минут, но Божене, с какой‑то блаженной усталостью в душе пробирающейся сквозь уже успевшую забыть о ее внезапном преображении толпу, казалось, что она пробыла в своей роли немало времени, прежде чем вылезла из широкой юбки, отдав ее в тут же подвернувшиеся руки желающего переодеться — на этот раз мужчины.
И поэтому, когда она села за первый попавшийся на пути столик и, заказав ликер, сыр и фрукты, взглянула на Часовую башню, то не сразу поверила в то, что со времени ее появления на площади прошло чуть больше получаса. Она сверилась со своими часами и, убедившись, что не ошиблась, решила уже ничему не удивляться на этом стремительном празднике, способном переворачивать весь мир вверх ногами и наполнять каждую минуту жизнью — до отказа!
Золотые стрелки на башне, двигаясь мимо планет, созвездий и лет, несли на своих концах золотое солнце. А стоящий над ними крылатый лев мудро смотрел Божене в глаза и будто говорил, что времени и вовсе нет — особенно сейчас, когда в Венецию пришел карнавал.
Когда же она встала из‑за стола, чтобы двинуться дальше, и, пробираясь к проходу между тесными рядами столиков, встретилась на мгновение глазами с уже знакомым ей незнакомцем все в той же маске, но уже без колпака, она весело подмигнула ему и послала ответный воздушный поцелуй.
Глава 18
А вечером она стояла на морской набережной, вблизи от пьяцетты Святого Марка, и вглядывалась в млеюще‑зеленую даль лагуны. Устав глядеть, она перевела взгляд на бронзового крылатого льва, украшавшего вершину одной из двух красного мрамора колонн, возвышающихся на пьяццетте со стороны мола.
Все эти переполнявшие Венецию львы — держащие лапу на книге, просто стоящие, сидящие или лежащие везде, куда бы она ни бросила взгляд, — были столь мужественны, что казались ей личными покровителями, словно сам Святой Марк, надев маску льва, явился на карнавал и следует за ней повсюду, чтобы в случае опасности броситься на обидчика. Она чувствовала себя здесь женщиной так, как нигде и никогда раньше. И стояла теперь на молу, с осанкой и видом Венеры, — в голубом кашемировом платье и с распущенными волосами.
Ей хотелось быть сейчас очень красивой — и она была. И на душе у нее было празднично и светло: от тоски, томившей ее во Флоренции, не осталось и следа.
Наконец катер появился. Она сразу заметила среди прибывших Николу и Парижа. Смеющиеся и возбужденные первым совместным путешествием, они сошли на берег и попали в объятия Божены.
Не давая им опомниться, она тут же потащила их в гондолу и, сказав адрес, отправила в гостиницу одних — по тому пути, по которому еще вчера впервые передвигалась по Венеции сама.
А потом, подождав немного, отправилась следом, чтобы помочь им объясниться в гостинице и вместе поужинать.
«А сейчас пусть побудут одни. Не буду им мешать», — и она закрыла глаза и поплыла в плещущей тишине, пытаясь угадывать, изгиб за изгибом, уже знакомые ей места.