И сам ответил: «Книги!»
Шурик пожал плечами:
– У меня бумажник пропал.
– С бумажником это к Лигуше! – Темные зрачки Лёни Врача сузились, волосы встали дыбом, толстые губы еще сильнее распухли, с них срывались странные, никак не истолковываемые Шуриком слова: – «Хлюстра упала старому графу на лысину, когда собирался завещание одной кокотке Ниню написать! Он так испугался, что вовсе не пискнул…» – Быстро наклоняя голову, как это делают куры, поглядывая на Шурика то левым, то правым глазом, Лёня Врач изумленно моргнул. – Смелей! Смелей! – воскликнул он. – Чего ты такой зажатый? Расслабься. Не стыдись глупостей, они твои!
И быстро спросил:
– Как плечо?
– Откуда вы про плечо знаете?
– Давай на ты. Отбрось условности. Я все знаю.
Врач высунулся в окно и махнул рукой. Через минуту «живая очередь» в полном составе (в количестве одного человека) вошла в кабинет Врача и уважительно сдернула перед Врачом кепку. При этом «живая очередь» смущенно сопела, опускала глаза, пыталась сбить с вельветовых штанов воображаемую пыль.
– Имя!
– Печатнов.
– Знаю! – отрезал Врач.
– Хорошо у вас… Мебель ранешняя… – Печатнов с уважением провел коротким пальцем по закругленным углам ближайшего книжного шкафа.
– Даже более ранешняя, чем ты думаешь, – подтвердил Врач.
И вдруг крикнул:
– Сильно хочешь убить Ивана Лигушу?
Печатнов вздрогнул:
– Так чего ж… Я и не скрываю…
Врач обрадовался:
– Со мной вранье не проходит.
Печатнов обреченно кивнул.
Тогда Врач обернулся к Шурику:
– Видишь? Вот душа живая, простая, жаждущая, открытая. Не скована никакими мертвящими предрассудками! Убить так убить, дело маленькое.
И успокоил Шурика:
– Кофейник на плитке. Сахар на подоконнике.
И снова крикнул:
– Печатнов, пьешь по утрам кофе?
«Живая очередь» неопределенно повела плечами.
– Ладно, не ври. И ничего не придумывай. По глазам вижу, утром ты водку пьешь. Я помню, видел тебя в кафе. Тебя Лигуша метелил. Ты из электровозного депо, верно? Это тебя весной менты повязали за шум в ресторации «Арион»? Чего с таким рылом попер в ресторацию?
– Лигушу хотел убить.
– А чего же не убил? – укорил Врач. – Чего остановился на полпути? Смотришь, сейчас бы тут не болтался.
Заломив руки, процитировал с чувством:
– «Эти милые окровавленные рожи на фотографиях!»
И, упершись кулаками в стол, снова укорил:
– Принял решение, никогда не останавливайся.
Что он несет такое? – удивился Шурик. У слесаря и без того пробки сгорели.
– Себе-то можешь объяснить, чего тогда не убил Лигушу? – Врач прямо кипел от возмущения. – На слизняка ты вроде не похож, и руки крепкие! Какого черта остановился?
И вдруг заподозрил:
– Может, последствий не просчитал?
Он быстро и страшно наклонился к онемевшему Печатнову:
– Просчитал последствия?
Неясно, что из сказанного дошло до сумеречного сознания слесаря Печатнова, но он выкрикнул:
– Я же еще не остановился…
– За это хвалю. Это ты хорошо настроен! – обрадовался Врач. – Учти, Печатнов, я человек прямой, плохому не научу, но и сочувствовать не стану. Таких, как ты, у нас сотни тысяч. Взялся убить Лигушу, убей! Без никаких! Сейчас и здесь! Чтобы идти в тюрьму с приятными воспоминаниями.
– Да я Ивана все равно зарежу, – вдруг прорвало слесаря. – Не могу не зарезать. Он сядет, гусак, в кафешке напротив меня и одно твердит: «Ой, пожара боись, Печатнов, пожара». Твердит, дескать, домик у меня деревянный, сухой, займется сразу. А займется домик – город сгорит. Я лучше убью Лигушу, чем каждый день ждать пожара! Я спать перестал, душа истомилась.
Они тут все с ума поспрыгивали, решил Шурик, снимая с плитки кофейник.
– Ну наконец-то! – возликовал Врач. – Поздравляю тебя, Печатнов. Непременно шлепни Лигушу! Восстанови справедливость! Что может быть лучше для истомленного человека?
И вонзил в Печатнова буравящий взгляд:
– А способ?
– Какой способ? – ужаснулся Печатнов.
– Как это какой? – заорал Врач, притоптывая ногами. – Честно отвечай. Топор? Наезд машины? Выстрел из обреза? Удар ножа? Что именно? Учти, Печатнов, эстетика в этом деле немаловажна. Не станешь же ты, в самом деле, в уютном кафе при детях размахивать окровавленным топором?
Шурик оторопел. Чашку с горячим кофе он поставил перед Врачом, тайно надеясь, что тот ее нечаянно опрокинет, а значит, опомнится. Но Врач жадно хлебнул и без промаха поставил чашку обратно.