Она пошла вслед за ним через зазор в стене у Темзы и спустилась по влажным ступеням к прелестному маленькому катеру, покачивавшемуся на волнах. Их ждал старый шкипер, чье философское спокойствие напомнило ей о моряках, рядом с которыми она выросла в Польперро, и она ощутила приступ ностальгии. Моряк кивнул ей без улыбки и протянул свою загрубевшую руку, чтобы помочь подняться на палубу. Она воспользовалась его помощью и ступила на катер. Торквилл забрался следом и сел впереди, бросив коврик вниз.
— Так, а теперь отправляемся в долгий путь, — сообщил он, с удовлетворением отмечая ее улыбку. Он взял Федерику за руку, чтобы поддержать. — Ну что ж, начинаем веселиться и посмотрим, что у нас имеется для начала, — сказал он, взявшись за корзину для пикника.
— Я не могу поверить, что вы организовали все это для меня! — воскликнула она, усаживаясь.
— Я хочу произвести на вас впечатление, — искренне ответил Торквилл. — Ладно, Джек, мы готовы прокатиться, — крикнул он шкиперу, который коснулся своей фуражки и скрылся за панелью управления. Двигатель взревел, затем перешел на тихий стук, и они отправились в ночное путешествие вдоль залитой лунным светом Темзы.
Торквилл устроился рядом с ней и открыл корзину.
— Давайте начнем с бокала шампанского, — предложил он, вручая ей хрустальный бокал. — Вы когда-нибудь бывали на Темзе?
— Только в автомобиле проезжала по дамбе. — Она засмеялась.
— Хорошо. Я рад, что это в первый раз, — сказал он, наливая в ее бокал шампанское.
— Что за бесподобная ночь, ее вы тоже организовали?
— Я сделал все, что мог.
— У вас хорошо получилось.
— У меня хорошо получилось, что я нашел вас, — тихо сказал он, чокаясь бокалами. — За нас.
Федерика молча сделала глоток.
— Я понял так, что вы встретились с моим дядей.
— Да, — осторожно ответила она, не желая делиться впечатлениями о похожем на жабу человеке, который рыскал по магазину с напыщенной важностью, которая была там абсолютно неуместной и просто абсурдной.
— Вы ему понравились.
— Неужели?
— У него очень хороший вкус. Он чувствует людей — это семейное качество. — Затем он посмотрел на нее хищным взглядом, восхищаясь естественностью ее поведения. — Вы слишком невинны для жизни в Лондоне. Вы росли в Чили?
— Только до шести лет, а затем мы переехали в Корнуолл.
— От великого до смешного, — усмехнулся он. — Вот почему вы другая. Немного от Латинской Америки, немного от Корнуолла. Своего рода помесь, — пошутил он. — И мне это нравится, — добавил он, опустошая свой бокал. — А я вот не помесь. Надеюсь, вам нравятся чистокровные англичане.
— Конечно, мне нравятся англичане. Я знаю очень немногих латиноамериканцев. Я уехала из Чили, когда была еще совсем ребенком, — пояснила она.
— А сейчас вы уже старая, — усмехнулся он. — Рискну предположить, что вам восемнадцать, — сказал он, доставая бутылку из корзины и снова наполняя бокалы.
— Вы правы, — удивленно ответила она. — Так вы все обо мне знаете?
— Как я уже говорил, я проницателен, как старый дьявол. — Он произнес это в точности как лондонский кокни[8].
Федерика рассмеялась.
— Тогда я попробую угадать, что вам тридцать пять, — предположила она и сделала глоток.
— Боюсь, что это ошибка. Я гораздо старше — мне уже тридцать восемь. Слишком старый для вас.
Федерика почувствовала, как ее наполняет разочарование. Ей оставалось только гадать, что он хотел этим сказать, и если он действительно считает себя староватым для нее, то зачем пригласил встретиться?
— Давайте чем-нибудь перекусим, — предложил он, доставая пару тарелок с тостами, гусиной печенкой и икрой.
Катер медленно плыл по Темзе под мостами, отбрасывавшими на воду зловещие тени, мимо лондонского Тауэра и дальше в темноту неизвестности. Они перекусили и открыли вторую бутылку шампанского.
— Меня воспитали отец и мачеха, а мама умерла, когда я был еще ребенком, — неожиданно сказал Торквилл.
— Мне очень жаль, — проговорила Федерика, сопереживая его потерю. Хотя ее отец и не умер, но за последние десять лет практически не подавал признаков жизни.
— О, я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, когда появилась Синтия. Она стала для меня хорошей матерью. Видите ли, она не могла иметь детей, поэтому изливала свои нерастраченные материнские чувства на меня. Я оказался единственным ребенком, и это испортило всю мою жизнь. — Он сказал это с ухмылкой, не упоминая, что любовь Синтии временами душила его, а любовь отца носила собственнический характер.
8
Кокни (англ. cockney) — 1) пренебрежительно-насмешливое прозвище уроженца Лондона из средних и низших слоев населения; 2) один из самых известных типов лондонского просторечия, на котором говорят представители низших социальных слоев населения Лондона.