— Она совсем не толстушка, если ты это подразумеваешь.
— Не толстая, но полнеет.
— На ней теперь мягче лежать, и мне это нравится, — заверил он. — Кроме того, если бы она была такой же худощавой, как ты, я бы мог вас в темноте перепутать.
— У нас обеих итальянские имена. Я удивлена, что ты до них не добрался.
— У меня всегда все под контролем. Ты должна знать это, как никто другой.
— Ты ее любишь? — нахмурившись, спросила она.
— Да, — ответил он. — Я люблю ее до безумия.
— Что ж, тогда у тебя очень счастливый брак, не правда ли? — констатировала Лючия с сарказмом.
— Да, но я и тебя обожаю.
Она села и надула губки, позволив длинным черным волосам заструиться по крепким грудям.
— Почему ты на мне не женился? Я более красива, чем она, более умна, более умудрена жизнью. Я независима и знакома со светской жизнью, и, вне всяких сомнений, я лучшая любовница. Так почему же не я? Димми, перке нон чи сьямо май спосати?
Торквилл сунул окурок в пепельницу и встал с кровати.
— Именно по всем этим причинам, — ответил он. — По всем, что ты назвала.
Когда ранним утром Федерика вернулась, Торквилл уже ожидал ее. Он заключил ее в свои лживые объятия, но она не почувствовала ничего, кроме оцепенения, и не увидела перед собой ничего, кроме черного тумана сомнений.
— С тобой все в порядке, малютка? — спросил он, поглаживая ее волосы. — Ты выглядишь измученной.
— Это было очень печально, — ответила она, качая головой и стараясь не смотреть ему в глаза.
— Я скучал без тебя, — сказал он. — Без тебя я почти не могу заснуть.
Федерика натянуто улыбнулась.
— Мне нужно принять горячую ванну, — пробормотала она, выскальзывая из его рук.
— И массаж, — предложил он.
— Нет, думаю, что ванны будет достаточно. — Она вздохнула, освобождаясь от туфель и сумочки.
— Я хочу стереть твои страдания, — сообщил он и последовал за ней по ступеням. — Я точно знаю, как улучшить твое настроение.
Федерика содрогнулась.
Торквилл приготовил для нее источавшую пар ванну с лавандовым бальзамом и сидел рядом с ней, пока она смывала с себя воспоминания о Сэме и свою ностальгию. Он сообщил, что намерен отправиться с ней в долгий и жаркий отпуск на Маврикий. — Ты расстроена, любимая, и, без сомнений, тебя одолевают тревоги, — сказал он.
Федерика ощутила приступ паники, перехвативший ее горло и затруднивший дыхание.
— То, что тебе нужно, это расслабляющие каникулы под горячим солнцем. Мы сможем там целыми днями заниматься любовью.
— Да, — хрипло ответила она, хотя высказанная идея вызвала у нее приступ отвращения.
Отклонив его повторное предложение массажа, она стала одеваться, но он продолжал настаивать.
— Боже, ты так напряжена, — заявил он, поглаживая ее плечи. — Видишь?
— Но со мной все нормально, — сопротивлялась она.
— Ложись.
— Я в порядке, Торквилл, прошу тебя.
— Малютка, я лучше знаю, что для тебя лучше, разве не так? — заверил он, подталкивая ее к кровати. — А теперь расслабься и разреши мне снять с тебя все накопившееся напряжение. — Она нерешительно легла на живот в обнаженном виде и поскорее закрыла глаза, опасаясь, что если будет держать их открытыми, то расплачется. Его сильные руки нанесли на кожу порцию лавандового масла и начали разминать застывшие мышцы плеч и шеи. В комнате было тепло, и ванна тоже ее согрела. Вскоре его умелые действия сделали свое дело, и она почувствовала, как тело расслабляется помимо ее воли. Ее сознание освободилось от мыслей о Нуньо, о семье и ее разговоре с Сэмом и сосредоточилось на приятных ощущениях, вызываемых движениями его пальцев по телу. Она балансировала на зыбкой грани между медитацией и сном, когда ее чувства были встревожены внезапным изменением положения.
Одним быстрым движением он раздвинул ее ноги и навалился на нее, проникая в самую глубину естества и резко возвращая ее в состояние бодрствования. Он распоряжался ее податливым телом жестко и эгоистично, будто чувствуя, что теряет контроль. Она открыла глаза и зафиксировала их в одной точке на стене, ощущая, как потихоньку тает ее любовь к нему. Затем произошло совершенно странное со бытие. Она ментально отделилась от своего тела, будто все происходило не с ней и будто кто-то другой беспомощно распластался на постели. Ее разум вернулся назад в Чили, снова в Качагуа, на теплый и мягкий песчаный берег, а море гипнотизировало и умиротворяло, растворяя в своих глубинах ее проблемы и унижение.