– Затем на вечеринке в студии художника из Блумсбери. Картины ужасные, но хорошая музыка – джаз и довольно интересная статуя мифического бога с оленьими рогами и шестью руками. Между прочим, отличная вешалка для пальто. Еще позже некоторые из нас отправились в Гайд-парк. На это была какая-то особая причина, но я сейчас не припомню. И вообще, не думаю, чтобы это имело смысл в холодном свете дня, а вы? – Она повернулась к Нэнси. – Отличный торт, сестренка! Ты сама его испекла или это произведение Эдны?
– Его принес Джон.
– Как это мило с вашей стороны, Джон!
– Вовсе нет, – возразил Крамер. – Приятно иметь таких гостеприимных соседей, с которыми можно его разделить. Я так много сижу дома, что, боюсь, скоро разучусь разговаривать! И если честно, моя домоправительница так много печет, что я подумываю о том, чтобы повесить на плиту замок...
Вне комнаты какофония звуков становилась громче.
– Так вы работаете дома? – спросила Грейс. – Чем же вы занимаетесь?
– Я журналист. В основном пишу для «Нью-Йорк таймс», но и для других газет тоже.
– Как интересно. И долго вы еще намерены оставаться в Лондоне?
– Не знаю. Останусь до тех пор, пока мне не наскучит.
Грейс отхлебнула чаю и встретилась с ним взглядом.
– Значит, вы находите здесь много интересного?
– Пока да. – Его взгляд стал более пристальным.
У нее было такое чувство, будто он старается угадать ее мысли.
– А в будущем – кто знает...
– А ваш друг из «Савоя»? Он вам интересен?
Нэнси, казалось, хотела что-то сказать, но из коридора раздались крики – четырехлетки явно чего-то не поделили. Извинившись, она встала и пошла восстанавливать мир.
Оставшись вдвоем, Крамер и Грейс посмотрели друг на друга. Ей, конечно, не следовало об этом упоминать, но она ничего не могла с собой поделать. Слишком уж это ее интриговало. Какое отношение занятие Крамера имеет к Дьяволу? Почему он был так выбит из колеи, когда появился Крамер? Похоже, это имеет какое-то отношение к газетной журналистике. Ей стало еще более любопытно узнать, кто же такой Дьявол...
– Что именно вам известно? – спокойно спросил Крамер. Грейс посмотрела на него, взвешивая свой ответ.
– Все.
От этих слов он, похоже, расслабился.
– Сомневаюсь, что это очень много. – Он встал. – С вами обеими очень приятно, но я должен идти. К пяти часам мне нужно закончить статью.
Он потянулся к дверной ручке, затем на минуту остановился и взглянул на Грейс.
– На вашем месте я бы держался от него подальше!
– Почему?
Крамер пожал плечами.
– Если вам все известно, то мне нет необходимости вам объяснять.
Позже, когда дети были в постели, а Кэтрин села в столовой играть в рамми со своей подругой Клементиной, Грейс уговорила Нэнси совершить вечернюю прогулку по тихим улицам Хэмпстеда, а затем заманила ее в «Митру». Нэнси, редко куда-либо выходившая, да еще без детей, сделала вид, что ей очень не хочется идти в общественное место, но затем с радостью согласилась.
– Сюда. – Грейс поставила на столик два бокала джина с тоником.
Ее похмелье совершенно прошло, а ведь пузырьки, в конце концов, тонизируют, не так ли? В нос ей лез неприятный, затхлый воздух комнаты с полом покрытым залитым пивом ковром, который никогда не чистили. От него разило запахом мокрой собаки.
– Я должна тебя предупредить... – Нэнси сделала первый глоток. – Мама вышла на тропу войны.
– В честь чего? – Грейс деловито разглядывала праздную атмосферу бара. Она выбрала хороший уголок, откуда было видно всех входящих и выходящих.
– Все из-за твоей колонки.
– А что она против нее имеет?
– Не знаю. Она читала сегодня утром выпуск за прошлую неделю и все время что-то бормотала себе под нос, а потом отбросила газету и вышла, продолжая бормотать и ругаться. А ты же знаешь, к чему ведут подобные вспышки!
– Спасибо за предупреждение. – Грейс чуть заметно улыбнулась. – Интересно, что предосудительного она там нашла?
Нэнси пожала плечами.
Чтобы потянуть время, Грейс вынула из сумочки эбонитовый мундштук и попыталась закурить.
– В мои обязанности входит делать обзор ресторанов и ночных клубов. Но мне бы хотелось думать, что я делаю нечто большее.
– Ты и делаешь.
– Но?..
– Никаких но. Правда. И я действительно не знаю, что так расстраивает маму. – Зрачки голубых глаз Нэнси несколько сузились. – Но может быть...
– Да?
– Ты пишешь так, словно считаешь всех такими же, как ты сама. Ходят каждую ночь в лучшие места, одеваются по последней моде, и их все это волнует. Ты пишешь так, словно это самое важное в жизни, и, кажется, внушаешь, что все, кто не живет такой же жизнью, как ты... ну, не стоят особого внимания!
У Грейс было такое чувство, будто ее ошпарили кипятком.
– Я так не считаю! Ты же, конечно, так обо мне не думаешь?
– Дорогая, должна же и в твой адрес когда-нибудь прозвучать критика, правда? Твоя колонка пользуется такой популярностью, ты так успешно работаешь... У меня есть слабое подозрение, что большая часть твоих читателей не живет так, как живешь ты. Они читают твою колонку после долгого, тяжелого дня, когда дети уложены спать, и у них наконец есть возможность расслабиться и отдохнуть. Читая светские новости, они развлекаются. Статья Дайамонд Шарп для них – это как поход в театр. Или в зоопарк.
– Нэнси! – Грейс взяла сестру за руку. – Пожалуйста, не говори так. Если бы могла, я бы хоть сейчас поменялась с тобой местами! Тилли и Феликс...
– Я знаю. А вообще-то не знаю. – Ее взгляд стал тяжелым и мрачным, и она высвободила руку. Она явно вспомнила Джорджа.
Грейс начала придумывать, чем бы отвлечь сестру.
– Эй, Нэнси, посмотри на этих двух парнишек у стойки бара! Нет, не поворачивайся так открыто.
– А что в них такого? – Нэнси сделала большие глаза, изображая саму невинность.
– Господи, какая же ты недотепа! Неужели ты не заметила, как они хороши? Я их раньше никогда здесь не видела.
– Грейс, ты неисправима...
– Но они же тоже обратили на нас внимание! Не так часто встретишь двоих, которые ведут себя на грани приличия. В одном и том же месте, в одно и то же время, и уж тем более вместе. Интересно, не братья ли они?
Нэнси забеспокоилась:
– Не делай ничего! Пожалуйста! Мы спокойно выпиваем. Для меня этого достаточно.
Грейс фыркнула.
– Вот и получай удовольствие! Только, пожалуйста, не говори, что я не делаю для тебя все, что могу.
– Я никогда этого не говорю. Я просто не...
– Я знаю. – Грейс еще смотрела на двоих хорошо одетых мужчин лет тридцати пяти, сидящих на табуретах у стойки бара и о чем-то увлеченно беседующих. – Так как же наш новый друг Джон Крамер?
– А что он?
– Ну, ну, Нэнси!
– Он сосед. Он был очень добр ко мне.
– Ради бога!
– Ему нравится сидеть с детьми. Его дочь учится в интернате в Штатах, и он по ней очень скучает. Его жена умерла несколько лет назад. – При этих словах она покраснела.
Нэнси краснела по любому поводу. В отличие от Грейс она никогда не умела убедительно лгать или хранить секреты.
– А ты, получается, неплохо его знаешь? Сколько же времени ты с ним провела?
Нэнси сжала губы... Смущение сменялось гневом.
– А почему я не могу проводить с ним время? Я весь день сижу дома с мамой и детьми. И вот наконец появился человек, с которым я могу прогуляться и интересно поговорить. От Джона Крамера я не видела ничего, кроме вежливости и уважения! Мы оба одиноки.
– Понятно.
– Не смотри на меня так!
– Как?
Нэнси резко взмахнула рукой.
– Свысока... как будто ты все знаешь. Грейс, сейчас ты похожа на маму в самые худшие моменты!
– Ах, вот оно что, – протянула Грейс. – Это, вероятно, самое гадкое обвинение, которое ты мне предъявляла.
– Что ж, ты это заслужила! – Нэнси допила свой напиток. – У тебя есть сотни джентльменов-друзей, которые всего лишь друзья. Разве я не могу иметь одного, не вызывая поднятых бровей и многозначительных комментариев? Это потому, что ты работаешь, а я нет? Обязательно ли вращаться в кругу бизнесменов, чтобы иметь право на платонические отношения? Мне нужны друзья не меньше, чем тебе!