Карандаш сломался в руке у Грейс.
Площадь Пиккадилли в солнечное утро четверга. Игривые яркие одежды, настолько короткие, что из-под них виднелись икры, а иногда и колени. Матерчатые шляпы, головные повязки, кричащие туфли-лодочки. Белые шарфики, крахмальные рубашки, масло для волос в таком количестве, что им можно было бы намазать всю Риджент-стрит. Хихиканье. Сплетни.
– Он это сделает!
– Никогда.
– Сделает!
– Никогда.
По мостовой, пошатываясь, идет пьяный; «бентли» пытается объехать его, и в бок ему врезается «ситроен». Истошные гудки.
– Чертов идиот! Пьяный шатается.
Около ресторана «Пиккадилли» горячая ссора перерастает в драку.
– Он этого не стоит, Уильям!
– Стоит!
Двоих раскрасневшихся молодых людей разнимают две девушки.
– Я бы его убила, Агнесс, если бы ты только мне позволила!
– Если ты убьешь моего брата, я убью тебя!
Девушка с длинными рыжими волосами и в шляпе со старомодно широкими полями идет прямо на расфранченного молодого щеголя, тот делает шаг в сторону и кричит:
– Надо смотреть, куда идете, мисс!
Девушка со своим спутником сворачивают за угол на Грейндж-стрит. В ночной клуб «Сайрос», открывшийся на два часа раньше обычного.
В «Сайросе» собирался народ. Очень нетипичная для этого места публика. Совершенно неуместная, как коробка с непарными туфлями на дешевой распродаже. Пока Грейс с Маргарет топтались у стойки бара, покупая напитки и рассматривая окружающих, на стеклянной танцевальной площадке официанты устанавливали ряды складных стульев. Кафедру поставили на небольшую сцену.
– Значит, это правда! – Маргарет сжимала экземпляр «Видения».
– Посмотрим. – Грейс возилась со своим длинным рыжим париком и шляпкой. Она надвинула поля на лоб так низко, что почти ничего не видела.
Половина девятого. Многие сели, хотя некоторые еще прогуливались по бару и оживленно беседовали. Все чего-то напряженно ждали.
– Джонс узнал это из достоверного источника, а Джонсу можно верить!
– А мне рассказала об этом Синтия. Она библиотекарь и разбирается в этих вопросах. В литературе и тому подобном.
Маргарет показала на пару свободных стульев:
– Давайте сядем, пока не заняли все места!
Грейс разглядывала свое отражение в сверкающем стекле. Парик выглядел нелепо. Она тихонько выругалась. Девять часов. Разговоры смолкли. Толпа притихла.
– Думаете, он появится? – На лице Маргарет отразилась смесь надежды и тревоги.
– Не спрашивайте меня. До сих пор мой инстинкт относительно О'Коннелла не срабатывал.
Маргарет возбужденно оглядывалась.
– Разумеется, он придет! Иначе зачем бы открыли клуб? Зачем поставили стулья, кафедру?
– Может быть, до них просто донеслись, как и до всех нас, слухи и они решили на всякий случай подготовиться. В конце концов, в баре продают полно напитков. А вот Сисли, менеджера, почему-то нет. Ах!
– Что?
– Ничего! – Грейс еще ниже спустила поля шляпки и вжалась в стул. Она явно заметила кого-то, с кем ей не хотелось разговаривать. Здесь-то он что делает?
Когда прошло десять минут, напряжение в зале напоминало туго натянутую тетиву. В половине десятого тетива лопнула. Приглушенные жалобы стали громче. Люди пожимали плечами, мотали головой и собирались уходить. Официанты принялись складывать и уносить стулья.
Грейс почувствовала тихое удовлетворение. На лицах всех окружающих она увидела разочарование и гнев, которые испытывала к О'Коннеллу всю неделю. Это была своего рода месть. Заметно повеселев, она повернулась к Маргарет:
– Я иду в «Тутанхамон» на Стрэнд. Хотите со мной?
Маргарет помотала головой:
– Я еще подожду. На всякий случай.
Клуб «Тутанхамон» был стилизован под величественный египетский дворец; на всех мраморных колоннах и фресках изображались пирамиды, рабы и знать с огромными глазами всегда на одной стороне лица. Грейс знала, что маски, статуи и украшенные драгоценными камнями скарабеи были подлинными древними артефактами, привезенными из Египта. Официанты в золотистых набедренных повязках разносили напитки на высоко поднятых над головой подносах. Женщины в белых одеждах обмахивали гостей пурпурными перьями и пальмовыми ветвями. Загримированные под египтян оркестранты были в черных париках.
К Грейс, снявшей парик и шляпу, бросилась управительница Моник, весьма опасная дама, утопающая в кружевах. Едва начав разговор, она обрушила на Грейс восторженные возгласы: «Дорогая! Как замечательно!», расцеловала ее в обе щеки, а экспансивный хозяин, Шеридан Гамильтон-Шапкотт, человек настолько худой, что даже самый дорогой костюм от Сэвил-роу на нем висел как мешок, отвел ее за лучший столик. Шеридан с Моник представляли собой вместе довольно специфическое зрелище. Одна и та же порода.
– Напитки, напитки! – Шеридан хлопнул в ладоши официанту. – Ггейс, ты должна попгобовать мой новый коктейль, «Луксогская ящегица»! Я сам его пгидумал и увегяю тебя, что он пгевосходен!
– Что в нем намешано?
– Попгобуй, и узнаешь!
Это был девиз Шеридана. Он висел над стойкой бара, написанный буквами, напоминающими иероглифы. Грейс слышала, что этот девиз висит и над его постелью.
Золотистый напиток имел медовый золотистый вкус.
– Аппетитно. Он очень крепкий?
– Не будь такой подозгительной! – Шеридан скрестил ноги и, нахмурившись, взглянул на нее; такой хмурый вид создавался накрашенными в египетском стиле веками его оленьих глаз. – Помни, что надо быть умницей, Ггейс! Я еще сегжусь на тебя за то, что ты не пгишла раньше. Ты мой самый стагинный дгуг, а мы уже месяц как откгылись.
– Я решила, что лучше было дать тебе спокойно начать, а не отвлекать тебя. Как говорится, дать тебе время положить ноги на стол!
Это было почти правдой. Она слишком хорошо знала Шеридана, чтобы появиться у него в первые ночи. До нее быстро дошли слухи, что он безрассудно разрешил персоналу бесплатно пользоваться напитками и даже поощрял их к этой забаве. В результате произошло множество увечий. На третью ночь кто-то вызвал полицию, и Шеридану пришлось приложить максимум усилий, чтобы клуб не закрыли. Хаос прекратился с появлением Моник. Она имела многолетний опыт управления барами и клубами, и ей быстро удалось привести «Тутанхамон» в надлежащее состояние, не терпя никакой чепухи от своего воображаемого босса.
Шеридан унаследовал «Шапкотт Брюэри и Дистиллери» от покойного отца, Эдварда, но не впитал энергии и деловой хватки великого человека. Его переменчивое, как бабочка, настроение (унаследованное, наряду с оленьими глазами, от покойной матери, Амелии) плохо сочеталось с миром бизнеса, и он быстро переложил всю тяжелую ответственность на многолетнего заместителя своего отца, чтобы уделять больше времени и энергии развивающимся хобби. «Развивающиеся» было верное слово. Все началось еще при жизни отца, с короткого курса древней истории в Кембридже. Там он подружился с группой археологов, которые убедили его бросить университет, присоединиться к их грядущей экспедиции в Египет и стать участником всех важных находок. Шапкотт-старший, в чьих руках находились финансы, одобрил этот план, так как сын заверил его, что не древняя история, а археология именно «то, что нужно». Старинные друзья Шапкоттов, Кэтрин и Гарольд Резерфорд, поддержали точку зрения Амелии, что «мальчик вернется к занятиям, как только выбросит их из головы». Вообще-то Эдварда совсем не беспокоил университетский диплом. Он понимал, почему человеку захотелось покопаться в чужой земле. Желание сидеть в библиотеках и читать пыльные тома было делом гораздо менее прибыльным... да и мысль о том, что сынок наконец запачкает ручки, доставляла удовольствие.