Дяде Ури по душе его остроумие.
— Тебя о чем-то спрашивают! Как поживает скотина?
Мальчик, который уже учит Гемору, молчит. Только чувствует, что скотина одинокая и добрая, а люди злые, злые и глупые. У них полно всякого добра, живут в тепле, а злые… Чего они от него хотят?
Тут Велвл чувствует острую боль в ухе. Два жестких пальца винтом крутят его ухо. И так, за ухо, Велвла ведут и усаживают за стол:
— Ну, к скотине в гости ты уже сходил. Теперь можешь спокойно попить чаю. Но ты должен знать, что, если я еще раз увижу тебя у коровы, я тебе… Я — руки — руки — я — тебе — поотрываю!
Мальчик, который учит Гемору, пьет чай с молоком и давится. Молоко это — от их скотины. У него сжимается сердце. Он вдруг чувствует себя таким одиноким на свете, еще более одиноким, чем скотина в стойле. Но вдруг Велвл вспоминает, как скотина вздохнула, когда мама его побила. Вот она-то, чье молоко он сейчас пьет, и вправду его жалеет… Она, конечно, лежит сейчас в стойле, грустная такая, и думает о нем: «Пей. пей мое молоко. Пей на здоровье…» Эта мысль утешает Велвла. И по пути в хедер он еще раз представляет, как скотина вздохнула, когда мама его побила:
— Му-у-у…
После Пейсаха, когда солнце вновь начинает пригревать, когда отсыревший сад подсыхает, а земля становится черной, как бархат, и у забора появляется молодая крапива — скотину выпускают, чтобы она немного проветрилась в пустом, невскопанном саду.
Скотина, ленивая и неопрятная, тащится из стойла, моргает, глядя на солнце. Ноздри раздуваются, как меха. Апчхи! Будь здорова! Коровы тоже чихают.
Скотина сильно и глубоко вдыхает, так что брюхо у нее надувается и становится круглым, как бочка. Потом она, пыхтя и кашляя на коровий манер, выдыхает.
Затем потягивается задними ногами, как кошка, которую согнали с теплой печи. Кажется, сейчас она подымет переднее копыто и почешет им между рогов.
Затем на некоторое время застывает, как истукан, только голова едва заметно покачивается. Ей, верно, кажется, что это сон… Она подымает одно волосатое ухо, потом опускает его, подымает второе, крутит им, точно привинчивает, потом опускает.
И вдруг, ни с того ни с сего, без капли стыда, задирает хвост. Закручивает его прихотливо, как хазан — трель, и со странной порывистостью, прижав оба уха к затылку, пускается вприпрыжку прямо к плетню:
— Мо-о-о! Мне хорошо!
Стремительно подбегает к плетню и храбро наносит ему удар обоими рогами, наверное, шутит: что, дескать, встал у меня на пути, дубина стоеросовая!..
Затем опускает рога и взрывает ими мягкую землю: «Шолом-алейхем! Пора уже тебе прорастить траву с желтыми цветочками… Му-у-у!»
И с прежним воодушевлением бегом пускается обратно. Толкает угол дома, с наслаждением чешет об него бок и остается стоять в теплом пятне света, которое первое солнце уронило в пустой еще сад. Полуприкрыла глаза и пережевывает жвачку. Получает удовольствие. Слюна лентой висит до земли. Едва заметная улыбка удовлетворения дрожит в полуприкрытых коровьих глазах и на толстой верхней губе…
Мальчик, который уже учит Гемору, видя, как глупо ведет себя скотина, теряет к ней всякое уважение. Скотина остается скотиной! — думает он, как большой. Ему-то, собственно говоря, нравится, что такая почтенная скотина так дурачится. Он и сам готов слегка попрыгать по саду, по сырым прошлогодним грядкам с высохшими капустными пеньками… Но былого почтения все-таки уже нет. Он был о ней лучшего мнения, когда она зимними холодными ночами лежала одна-одинешенька в стойле, и вздыхала, и думала о своих исчезнувших телятках…
Скотина глядит на него пристально и спокойно своими полуприкрытыми глазами. Она, кажется, видит его насквозь вместе с его недобрыми мыслями. И вдруг как крутанет — наполовину в шутку, наполовину всерьез — в сторону Велвла рогами:
— Все я про тебя поняла, молодчик, да… Теперь иди в хедер, теперь оставь меня.
Грустный Велвл уходит в хедер. Так грустно — будто близкого потерял.
Нет, скотина думает только о себе. Сколько пощечин он получил из-за нее. А она — ничего… Прыгает себе по саду, прыгает… Даже повернула рога в его сторону. Она его уже не узнает… Нет, больше у него не будет для нее хлеба! Хлеб с солью — с этим покончено!..
Но вернувшись из хедера к обеду, Велвл обнаруживает, что скотина опять стоит одна-одинешенька около дома и жует жвачку. Теперь ее коровье горе снова стало серьезным. Она снова размышляет, как настоящий человек. Она насытилась свежим воздухом и солнцем и успокоилась. Телячий восторг кончился.