С тех пор как Файвка начал учить Пятикнижие, свинцовых петушков стал получать младшенький, а он, Файвка, только смотрел издали на задранные дышла. Много лет подряд он просил тетю Фейгу, чтобы она взяла его с собой на ярмарку, а она в ответ пугала его лошадьми, которые едва завидят еврейское дитя, не достигшее возраста бар-мицвы, так сразу норовят его затоптать подковами. Такой уж отвратительный норов у лошадей на Шкловской ярмарке. Файвка верил и начинал плакать. Тетя Фейга угощала его несколькими добрыми подзатыльниками и наказывала глядеть в окно. «Вон лошади бегут к колодцу! Вся ярмарка перед тобой…» Нашла кому зубы заговаривать!
На этот раз Файвка решил обстряпать все по-тихому, никому ничего не рассказывать, ничего ни с кем не обсуждать. Никому ни слова, ни старшему Велвлу, ни младшему Рахмиелке. Они трусы. Они боятся… Кроме того, каждый ходит в свой собственный хедер в соответствии с тем, что изучает. Так на что ему сдались обсуждение и ожидание? У него и так мало времени. На обед ему отведен час… Еще на один час он просто опоздает на занятия в хедере, какая-нибудь отговорка всегда найдется. Нет, правильней всего — самому.
Поутру, до того как уйти в хедер, он надел другую пару штанов, старую залатанную пару. Если штаны забрызгают или даже порвут в ярмарочной толчее, то тете Фейге не за что будет его ругать, не к чему будет прицепиться. Все должно быть гладко, никаких следов ярмарки на нем не должно остаться. И тогда все будет хорошо…
Защищенный старыми штанами от любой неприятности, Файвка в обеденный час свернул в сторону большой рыночной площади и нарочно тут же заблудился в лесу телег и задранных дышел для того, чтобы все посмотреть, а себя не показывать…
На распряженных телегах, набитых сеном, привольно сидят молодые крестьянские девки в красных белорусских хустках. Они заигрывают и кокетничают с хлопцами в новехоньких кожухах. Кокетство это весьма грубое. Они, например, хлопают хлопцев по животам, а те тискают их под микитками или пихают в бок, отчего девки заходятся громким гоготом, как гуси, когда их щиплют. На глазах после таких тычков у них выступают слезы, непонятно, то ли от боли, то ли от удовольствия. Распряженные лошади с привязанными к мордам торбами с овсом стоят рядом и качают большими головами, глядя на шалости женихов и невест:
— Очень хорошо! Ровня друг другу! Точь-в-точь!
На многих телегах нежности зашли так далеко, что дело уже клонится к помолвке. Иначе говоря, выпивают прямо из бутылки и закусывают селедкой. Но воспитание требует не закусывать селедкой, как она есть. У нее прежде всего откручивают и съедают голову. Затем, благовоспитанности ради, с селедки снимают кожу и тоже съедают. Только после этого делают добрый глоток из бутылки. Сват показывает черным ногтем жениху, докуда тому пить, жених показывает сватье своим ногтем, сватья невесте — своим. Так и пьют, как из градусника, и закусывают уже почищенной селедкой. Каждый отщипывает свой кусочек селедки двумя крепкими пальцами, словно закусочной вилочкой, и держит его в руке деликатно, как драгоценный камень. В другую руку он берет четверть буханки черного хлеба и откусывает. Ужасающие куски хлеба и крохотные кусочки селедки…
Первое, что сильно заинтересовало Файвку в огромной шумной толпе, был тихий уголок около крыльца Кивы-пряничника. Стоит себе мужичок с узкими татароватыми глазами, с кнутовищем под мышкой, и препирается с Кивой. Небольшая мужицкая телега стоит поодаль, запряженная парой мелких пузатых лошадок. На телегу нагружены мешки… угадайте с чем? С маком, с маком! Файвка сразу почуял, что это мак, тот самый мак, который Кива варит с патокой и продает на рынке. И вот вам доказательство: на зеленой табуретке, стоящей на крыльце, насыпано несколько пригоршней на пробу — черный, серый и белый мак[154]. Кива ежеминутно подбегает к табуретке, берет щепотку на ладонь и тычет мужику в его татароватые глаза — пусть сам убедится, можно ли драть такую цену. Кива кипятится, необрезанный холоден. Отвечает коротко и сплевывает сквозь зубы, как из спринцовки. Кива слегка подольщается к необрезанному и называет его хажаин, в то время как мужик называет его попросту «Кивка», как человек, который ничуть не беспокоится о своем товаре. Кива делает вид, что уходит, и ступает на лесенку, тогда мужик начинает слегка волноваться и хватает Киву за цицес: