Вот живой красный омар. Врач, вне всякого сомнения, говорил и правду, и неправду. По прямому смыслу слов, это была правда, по существу вопроса — неправда: ибо женщина несомненно сознавала свой близкий конец. Но это был случай, когда жизнь или смерть зависят от одного слова, и я думаю, что врач был прав, отвечая по буквальному смыслу слов.
Боялась ли она смерти, знала ли, что умирает, сознавала ли, что приближается смерть, все эти вопросы могли выражать одну и ту же мысль. Вне суда, они может быть, одинаково достигали бы цели, но на суде слова — те же оковы: они замыкают дела и мысли людские в твердые границы. Как было бы хорошо, если бы человеческая речь всегда точно передавала человеческую мысль! Половина всех наших споров, особенно споров судебных, происходит от свойственной нашим словам способности расширять свой смысл до того, что одно и то же выражение обнимает собой вещи, прямо противоположные.
5. ДЕЛО О КРАЖЕ ЛОШАДИ
Это дело разбиралось на выездной сессии; защита, как увидит читатель, в значительной степени была основана на юмористическом освещении фактов. Подсудимый обвинялся в краже лошади. Он был задержан полицейским в ту минуту, когда верхом на чужой лошади въезжал в провинциальный городок, где происходила ярмарка. Это было в расстоянии трех или четырех миль от того места, где паслась лошадь. На суде было установлено, что в изгороди, окружавшей выгон, был пролом, выходивший на большую дорогу. Лошадь шла крупной рысью, когда полицейский остановил ее.
Догадливый свидетель от избытка усердия показал, что подсудимый ехал страшно скоро. На шее у лошади был недоуздок, за который держался подсудимый. Он не остановился, когда его окликнул полицейский.
Не остановилась ли лошадь?
Нет, сэр.
А лошадь, кажется, знала город? Хозяину приходи лось оставлять ее там на постоялом дворе для корма?
Не могу знать, сэр.
Не можете знать; вы никогда об этом не слыхали?
Слыхать слыхал, а наверное не знаю.
Вы сказали, что подсудимый не объяснил вам, каким образом при нем оказалась лошадь.
Никак нет.
А не говорил ли он, что с утра долго шел пешком?
Это говорил.
Не говорил ли он, что ходил искать работы в го род Г.?
Свидетель улыбается и, поглаживая подбородок, отвечает:
Этого, кажется, не говорил.
Кажется, не говорил. Вы уверены, что не говорил?
Наверное сказать не могу, сэр. Он как будто упоминал, что ходил искать работы.
Так; и что работы не было?
Так точно.
И что идет обратно в В.?
И это сказал, сэр.
А куда он ходил за работой?
Полицейский колеблется и опять берется за подбородок, на этот раз с большим успехом:
Помнится, он действительно сказал, что ходил в Г., сэр.
Присяжные улыбаются и покачивают головами. Это уже очень походит на увиливание от ответов со стороны свидетеля.
Как велико расстояние между городом Г. и городом В.?
Около четырнадцати миль, сэр.
Не говорил ли он, что шел все время пешком?
Так точно.
И что устал?
Может быть, и это говорил.
Говорил или нет?
Кажется, говорил.
И что лошадь паслась на дороге?
Да; кажется, сказал.
Кажется; а вы не помните, что сказал?
Ну, сказал.
И что у лошади был недоуздок на шее?
Кажется, что-то вроде этого говорил; наверное только и этого не могу сказать.
Почему же нет? Попытайтесь-ка. Надо правду говорить.
Ну, сказал.
И что сел верхом, чтобы прокатиться? Свидетель наконец видит, к чему клонится допрос, и улыбается; за ним улыбаются присяжные, улыбается и судья. Судья:
Сказал он это или нет, свидетель?
Пожалуй, что и сказал, милорд.
А конь его и увез?
Общий хохот. Блюститель порядка качает головой.
Ведь он ускакал? Вы сами сказали.
Ускакал, это верно.
Кто ускакал?
Свидетель погружается в размышление и долго поглаживает подбородок. Хохот продолжается.
Должно быть, конь.
А не объяснял ли вам подсудимой, что он не мог остановить лошади, потому что недоуздок бы у нее на шее, а не на морде?
Кажется, говорил; только не наверное.
Отчего же не наверное? Ведь сказал? Свидетель (с силой):
Ну, сказал, коли вам нужно.
Я не могу, конечно, передать тон этих вопросов; но все вместе взятое привело присяжных в самое благодушное настроение.
Судья в своем напутствии не слишком настаивал на уликах. Подсудимый был механик, временно потерявший заработок. Можно думать, что кражи и на самом деле не было, как бы подозрительны ни казались факты. Его знали в округе за честного рабочего; с другой стороны, выяснилось, что у лошади было большое знакомство в том городе, где происходила ярмарка.
А самое главное, у подсудимого было безупречное прошлое, у лошади — сомнительное.
Нет, не виновен.
6. ИСК ОБ УБЫТКАХ, ПРИЧИНЕННЫХ ЛОЖНЫМ ДОНОСОМ
Некий г-н Золотой познакомился с неким г-ном Цветистым; из медоточивых речей последнего он узнал об изобретенном им чудодейственном способе приготовления диетических и пищеварительных бисквитов и лепешек. Цветистый очень желал получить от Золотого все то неопределенное количество свободного капитала, которое могло бы у него оказаться за все время операций общества лепешек и бисквитов.
Со своей стороны, Золотой, сгорая желанием содействовать улучшению производства бисквитов и лепешек на пользу народа, но мечтая вместе с тем оградить себя от материальной ответственности в качестве участника предприятия, купил книгу, признанную за лучшее руководство для выводки адвокатов домашними средствами. Книга эта называется «Я могу обойтись без адвоката!» Следуя указаниям этого руководства, Золотой стал пускать судебные ростки и рос в своем собственном парнике не по дням, а по часам. Нет ничего удивительного, что он очень скоро созрел. Оставалось только срезать его и отправить на рынок. Этот рынок носил название «Национальное общество для производства диетических и пищеварительных лепешек и бисквитов».
Приобретенные юридические сведения внушили ему мысль заключить с Цветистым договор о ссуде, который исключал всякое предположение о его участии в деле на правах товарищества, с одной стороны, а с другой — всякую возможность требовать от Цветистого возврата переданных ему сумм. Во исполнение этого договора он на первый раз передал своему контрагенту 260 фунтов стерлингов. Эта сумма была тем яйцом, из которого при надлежащем уходе Цветистого, как паровой цыпленок, должно было вылупиться «Национальное общество для производства диетических и пищеварительных лепешек и бисквитов». Следует также иметь в виду, что Золотой выговорил себе по договору право ссужать обществу деньги в неограниченном количестве, не стесняя себя никакими обеспечениями.
Он сделался не только своим собственным поверенным, но и поверенным Цветистого. Последний великодушно предоставил ему полную свободу к приисканию денег в любую нужную для него, Цветистого, минуту. При этом было установлено, что проценты будут определяться соразмерно доходности предприятия; о сроке уплаты их не упоминалось.
Когда Цветистый явился в банк с чеком Золотого, чтобы открыть текущий счет на имя «Национального общества для производства диетических и пищеварительных лепешек и бисквитов», банкир разумно указал ему, что для образования общества недостаточно одного лица. Послали за счастливым обладателем искусства обходиться без адвоката. Тот явился, и Цветистый объяснил ему откровенно, что «в виде простой формальности» ему необходимо числиться одним из «владельцев» знаменитого «Национального общества для производства диетических и пищеварительных лепешек и бисквитов». За 260 фунтов стерлингов скоро последовала целая тысяча; Цветистый подыскал управляющего, некоего Утешительного. Утешительный по своей профессии не был специалистом по бисквитной или иной съедобной части; у него была контора объявлений, в которой он торговал бессмертной известностью. Утешительный проявил необыкновенные способности в ведении дела и в несколько недель успел настолько расширить операции общества, что понадобилось еще полторы тысячи фунтов стерлингов. И эта сумма также перешла в руки Цветистого на указанных выше договорных условиях и была израсходована до последнего пенса. Несмотря на это, из яйца ничего не вышло; не вышло даже лепешки. В эту минуту Утешительный обнаружил, что пятьсот фунтов стерлингов исчезли неизвестно куда, не оставив за собой ни малейших следов. Не будь общепризнанной частности всех участников дела, можно было бы подумать, что деньги просто украдены. Это обстоятельство открыло глаза Утешительному (до того они, по-видимому, оставались закрытыми), и он пришел к мудрому решению отказаться раз и навсегда от заведования делами общества, если только ему не будет предоставлена чековая книжка лично на его имя. Цветистый долго не решался согласиться на это, но Золотой, как человек, столь же решительный, как и дальновидный, убедил его передать бразды правления в более опытные руки Утешительного.