Мой телефон завибрировал снова: пришло еще одно текстовое сообщение. Я вновь проигнорировала его и сосредоточила все свое внимание на матери Хлои.
— Миссис Киттерман, считаю своим долгом заранее вас предупредить: моя роль здесь не в том, чтобы работать на вас или вашу дочь. Моя роль — работать с вашей дочерью. Вам понятна разница?
Она кивнула. Это был легкий, едва заметный кивок, и тем не менее.
— Это наш первый сеанс, — сказала я. — Фактически это даже не сеанс — первичный прием. Я слушаю и собираю информацию. Если вы хотите, чтобы Хлоя посещала меня, то сообщаю заранее: я обычно встречаюсь с пациентами только один на один.
Мои слова явно ее шокировали, но затем она покачала головой.
— Это все в новинку для нас. Я еще ни разу не видела никого, кому нужен психотерапевт, не говоря уже о собственной дочери.
А потом она снова заговорила о том, что не может поверить, что это происходит с ее семьей.
— Она сейчас принимает лекарства. Моя дочь принимает мозгоправные лекарства. Врачи говорят, что у нее депрессия. Я просто не понимаю. Откуда?
Обычно я имею дело с тремя группами родителей.
Теми, кто понимает, что что-то не так, и хочет сделать все возможное, чтобы помочь своему ребенку.
Теми, кому наплевать, что что-то не так, и кто не собирается прилагать никаких усилий, чтобы помочь своему ребенку.
И теми, кто отрицает, что что-то может быть не так. Их ребенок теперь стал неудобством. И в девяти случаях из десяти причиной проблемы является что-то дома. Нечто такое, о чем родители не хотят говорить, из-за чего лечение длится намного дольше, чем нужно.
Миссис Киттерман из этой последней группы. У Хлои кризис — Господи, ведь она порезала себе запястья! — но матери казалось, будто вся ее жизнь перевернулась.
Мой телефон завибрировал снова. На этот раз вместо того чтобы проигнорировать его, я протянула руку и нажала кнопку, чтобы его выключить.
И вновь заставила себя улыбнуться миссис Киттерман:
— Не будете возражать, если мы с Хлоей поговорим наедине?
В глазах женщины появился настороженный взгляд, подтвердивший мои подозрения.
— Но вроде вы сказали, что это первичный прием.
Она произнесла это холодно, спокойно, однако я почувствовала в ее голосе легкую нотку раздражения.
— Верно. По крайней мере, первая его часть. Нам все равно нужно будет составить план лечения, определить цели, к которым мы стремимся: например, как научиться справляться с депрессией. Но пока я хотела бы поговорить с Хлоей наедине.
Это предложение явно пришлось миссис Киттерман не по душе, однако она кивнула и встала с дивана. Прижав сумочку «Эрме» к плечу, как будто боялась, что я попытаюсь ее вырвать, она направилась было к двери, но затем повернулась к дочери и протянула руку.
Хлоя сидела неподвижно, глядя на свои колени.
Миссис Киттерман откашлялась.
Хлоя вздохнула и едва не швырнула телефоном в мать.
Миссис Киттерман бросила телефон в свою сумочку, напоследок посмотрела на меня, словно желая удачи, и вышла. Я закрыла за ней дверь. Развернулась. И улыбнулась Хлое, которая все сидела, впившись взглядом в колени. Затем подошла к столу, села, откинулась на спинку стула и уставилась в потолок. В молчании прошла целая минута.
— Весело с твоей мамой, наверное.
Моя фраза рассмешила Хлою, она даже тихонько фыркнула. Во всяком случае, комментарий застал ее врасплох.
Не вставая с кресла, я подалась вперед и пристально посмотрела на Хлою.
Она в ответ посмотрела на меня.
— Ты боишься, не так ли? — спросила я.
В отсутствие матери ей больше не нужно было сохранять бдительность, и она позволила себе легкий кивок.
— Тебе требуется помощь?
Еще один легкий кивок.
— Хорошо. То, что ты это сейчас признаешь, особенно в твоем возрасте, просто невероятно. Но я буду честна с тобой — что бы ты ни пережила, потребуется время, чтобы во всем разобраться. Я здесь для того, чтобы слушать, и все, что ты мне скажешь, останется между нами. Но, пожалуйста, пойми одну вещь: я так называемый уполномоченный по проблемам детей. Если ты скажешь мне нечто такое, что заставит меня заподозрить, что ты подвергаешься насилию или если ты признаешься, что тебе хочется причинять вред себе или другим, я буду вынуждена сообщить об этом органам опеки. Ты поняла?
Еще один кивок.
— Хорошо. Итак, я здесь для того, чтобы тебе помочь, при условии, что ты будешь честной со мной. Договорились?