«Невесомость, как у космонавтов, - понял мальчик, но тревога не оставляла его, потому что он не мог понять, что его ждет. Наверное, мне конец! Сейчас разобьюсь о скалы, как та хрустальная ваза для цветов, из-за которой тетя Галя на меня обиделась».
Лёньке было досадно, что в эти последние мгновения его единственной и такой неповторимой жизни, падая вместе с шаром на скалы, он вспоминает, как в день рождения Ерофеича случайно разбил в его квартире хрустальную вазу с цветами. Принесенные гостями цветы рассыпались, вода разлилась, а тетя Галя, жена Ерофеича, с таким расстроенным видом собирала цветы и осколки, что Лёнька, как ошпаренный, выскочил из комнаты, даже не извинившись.
То ли в эти секунды перед неизбежной смертью Лёнькин мозг прокручивал перед ним это событие в укор его совести, вместо того, чтобы напомнить хотя бы об одном, пусть редком, но счастливом мгновении из его короткой и нелегкой мальчишеской жизни? То ли его мозг старался намекнуть мальчику, что это недоделанное дело могло бы удержать хотя бы душу его по эту сторону существования, как в тех американских фильмах, в которых души людей, у которых осталось несделанным дело для успокоения их совести, бродят по свету, пугают людей, пока это дело каким-то образом не смогут закончить?
Лёнька Осипов обдумывал все это быстро, лихорадочно, с ужасом вглядываясь в приближающиеся скалы. Расстояние до них было настолько небольшим, что спустя какие-то мгновения, шар упал, пролетев их насквозь, но никакого толчка при падении Лёнька не почувствовал. Шар, в котором он находился, до половины утонул в полукруглой ячейке и висел, как будто на воздушной подушке, а вокруг была огромная круглая крыша какого-то здания.
А скалы... остались висеть над Лёнькиной головой четко очерченными линиями на фоне голубого с розовыми переливами неба. Мальчик едва успел сообразить, что горы эти - ненастоящие, они не существовали на самом деле, а были нарисованы в небе над его головой на манер голограммы. Тут неожиданно под ним в шаре раздвинулись незаметные до сих пор прозрачные створки и шар, словно выплюнул из себя маленького путешественника. Мальчик пролетел по скользкой трубе вниз, вниз, пока не скатился на пружинящий батут. Пружины пару раз подбросили его и успокоились. Лёня спустился на светлый прозрачный и гладкий пол неширокого длинного коридора.
Если бы не было так страшно в душе у десятилетнего мальчишки, то ему все это приключение доставило бы сказочное удовольствие!
Несколько заторможенный и растерянный, абсолютно непонимающий, что такое с ним происходит и куда он идет, Лёня Осипов, пройдя коридор и оказавшись в безлюдном вестибюле, не думая, нажал пальцем на кнопку под светящимся на стене красным огоньком и несмело вошел в открывшиеся перед ним двойные створки легких, будто из пластика, на вид совершенно невесомых дверей.
Часть 3
Девочка с пепельными волосами, в довольно красивом платье с пелериной, из ткани, напоминающей парашютный шелк, сидела в клетке с белой широкой трубой, уходящей в потолок комнаты. Клетка была весьма вместительной и на первый взгляд казалась пустой. Однако, когда глаза привыкли к полумраку, девочка увидела живое существо, похожее на цветок, прикрепившийся «стеблем» к одному из прутьев на полу клетки, и длинным узким «язычком» старающееся изловить добычу. При этом «стебелек» раскачивался в разные стороны, низко пригибаясь к прутьям пола клетки. Неподалеку стоял крохотный контейнер с какими-то серо-зелеными шариками. Было ясно, что «цветок» старается, но не может до них дотянуться.
«Надо покормить этот цветок. Должно быть, он очень голоден», - подумала девочка и набрала полную жменю шариков. Они были мягкие и, будто из шоколада, быстро таяли в ее руке.
«Цветок», словно на запах шариков, повернул свою прекрасную, белую, как у лилии, головку к руке девочки, и она уже готова была положить на его суетливый желтый пупырчатый «язык» зеленый подтаявший шарик, как вдруг услышала голос из полумрака за клеткой:
- Осторожней, вдруг он укусит или обожжет тебя!
- А ты кто?
- Лёня Осипов. Не трогай этот цветок! Ведь «язык» может быть ядовитым, и ты погибнешь.
Девочка не стала рисковать и положила шарик на железный прут сетки недалеко от цветка. Платье на девочке было в виде трапеции и строго удерживало эту форму. При этом оно казалось мятым, топорщилось, отливая на сгибах металлическим отсветом, как будто сделано было из стекла или камня. Однако, когда девочка наклонилась, Леня понял, что ткань ее платья мягкая.