— …под венец, — заканчивает она за него. — Только пока рано об этом говорить. Надеюсь, вы были благоразумны?
Она не может прямо спросить о предохранении, но они её понимают, и опять за пунцовую Машу отвечает Александр:
— Даже не сомневайтесь.
И что она должна теперь делать? Сама, не подумав, спросила — ей честно ответили. Кричать? Ругаться? Выгонять? Глупо и поздно. Тем более этот мальчик явно дышит её дочерью. А она ещё очень хорошо помнила, как впервые познакомилась с Андреем на студенческой свадьбе их общих друзей, как он пошёл её провожать, но в результате они оба оказались в квартире одного из его знакомых, который в это время где-то отсутствовал, и провели там всю свою первую ночь и следующие полдня. И до сих пор вместе. Так что ей ли устраивать скандалы, которых, кстати, она очень не любила?
— Даже не знаю, что сказать, — честно призналась она, переводя взгляд с дочери на Сашу и обратно.
— Мамочка, не надо ничего говорить, — взмолилась Маша, — воспринимай это, как обычное жизненное явление.
— Ну, ты тоже скажешь, Маша, — покачал головой Александр и вновь повернулся к её матери. — Явление жизненное, но не обычное, по крайней мере для меня. Я влюбился в вашу дочь задолго до того, как она мне ответила взаимностью. И сегодня могу об этом говорить открыто и не стесняясь, потому что знаю, что мои чувства взаимны. Если это не кажется вам розовой чушью, то я готов вам поклясться, что Маша — моя судьба.
Обе женщины смотрели на него заворожено. И он вдруг смутился:
— Но если это звучит слишком самоуверенно…
— Саш, — выдохнула Маша и накрыла своей ладонью его руку, оказывается, непроизвольно сжавшуюся в кулак, — я поняла, и мама тоже.
Ольгу Сергеевну от объяснений спас телефонный звонок. Пока она разговаривала, Маша уже привычно разжала кулак Морозова, произнося на каждый палец:
— Я — тоже — тебя — люблю!
А мизинец просто поцеловала, поймав благодарный взгляд Саши.
— Мы легализованы?
— По крайней мере, мамой. А вот что скажет твой отец, когда узнает…
— Я тебе отвечу классически: мы подумаем об этом завтра, — улыбается Маша.
Вернувшаяся Ольга Сергеевна внимательно смотрит на свою дочь и её парня:
— Маша, надеюсь, ты не покинешь квартиру, пока я буду отсутствовать? Помни, что ты обещала отцу.
— Я присмотрю, — обещает Саша и делает вид, что не слышит брошенные в сторону слова:
— Это-то меня и пугает.
Пока Ольга Сергеевна собирается, Маша и Алекс дружно моют посуду и убирают со стола. Но как только они остаются одни в квартире, как все барьеры сносятся той страстью, которой оба не в силах противостоять.
Кровать Маши превращается в площадку аттракциона «Кто разденется первым?» — они срывают с себя одежду как одержимые, не в силах отвести взгляд друг от друга. И оба на мгновение застывают, стоя на коленях на противоположных сторонах широкой кровати и жадно рассматривая друг друга.
— Маша, — первым выдыхает он и, увлекая её за собой, падает спиной на кровать.
Сегодня никакой нежности с обеих сторон. Создаётся впечатление, что это их последняя встреча. Поцелуи настолько крепки, что почти мгновенно начинают болеть губы. Он жадно мнёт руками её грудь, потом коленом раздвигает её ноги и начинает грубо, жёстко тереться им, продолжая терзать её рот своим языком. Она хочет этого животного секса, когда нет никаких норм, никакой морали, только Он и Она.
Я боюсь за тебя. Я не знаю, чем всё закончится, но сегодня ты мой. И никаких преград между нами. Люби меня! Бери меня! Всю! Я бы хотела провести в твоих объятиях всю ночь, но даже эти несколько минут — смогут спасти меня. Люби меня так, чтобы я не могла двигаться. Чтобы единственным моим желанием было уснуть после безудержного секса. Твои мышцы, твоё тело сводят с ума. Я хочу, чтобы ты почувствовал мою любовь без всяких условностей.
Она вырывается из его объятий, неуловимым движением скользит под ним и, ухватив его член, практически заглатывает его: никакой нежности — жёсткие губы смыкаются вокруг мягкой плоти, язык требовательно прокладывает дорогу вдоль канала, пальцы сжимают яички, заставляя Александра задохнуться от подкатившей волны возбуждения…
…На грани возбуждения и боли. Ты знаешь, когда нужно остановиться, а когда применить силу, чтобы заставить меня застонать от удовольствия. Ты играешь мной, но мне нравится это игра. Я готов подчиняться тебе, только не останавливайся, девочка моя. Раствори меня в себе, присвой, сделай мягким, только не останавливайся!
Она не отпускает его и, положив руку на его зад, заставляет двигаться в том ритме, который устраивает их двоих. Он стоит на коленях, откинувшись назад, и стонет, удерживая её голову возле своего паха. Но где-то в подсознании бьётся мысль: «Не так! Только не сейчас!» Почему не сейчас? Потому что она не готова к такому. Не сейчас… не сейчас… не сейчас… Дотянуться до джинсов, достать кондом и вырваться — вопреки своему дикому желанию — из её губ. Надеть резинку, раскинуть её ноги, пройтись губами по её складочкам, втянуть в себя её клитор, грубо вылизывая языком, дождаться её нетерпеливых криков — а потом войти! Сначала неглубоко, сантиметра на два, сделать несколько распаляющих её движений и выйти, потеревшись о половые губы, чтобы тут же вернуться в жаркую глубину — полностью, на всю длину. Услышать вскрик, но не останавливаться, а двигаться в ней, горячей, желанной, извивающейся, глубоко, мощно, всё быстрее и глубже, быстрее… Почувствовать, как изгибается её тело, услышать её дикий страстный крик и ощутить, как в этот момент ритмичными движениями сжимаются мышцы её влагалища вокруг твоего члена, выжимая из него всю энергию и заставляя всё тело сотрясаться в пароксизме удовольствия, освобождая рык внутреннего зверя, который наконец-то получил то, к чему так долго стремился — без всяких ограничений с обеих сторон.
Он лежит на ней, не в силах пошевелится и тяжело дышит. Чтобы не произошло на арене, он уже счастливый человек — обладать такой женщиной не всякий сможет.
— Безумие, — только и может выдохнуть Маша.
— Согласен, — отвечает он, откатываясь в сторону и пытаясь восстановить дыхание.
Ещё несколько минут проходят в молчании, пока они просто смотрят друг на друга, не веря в то, что только что произошло. В конце концов он не выдерживает и приподнимается на локте, нависая над девушкой:
— Машенька, у нас же с тобой был совместный оргазм!
Она кивает.
— Второй раз — и оргазм? Ты удивительная девушка!
— Просто я соскучилась по тебе.
— Будем чаще встречаться, — он накрывает её своим телом и начинает теперь уже неспешно целовать лицо, шею, плечи.
Она, закрыв глаза, с благодарностью принимает его ласку, замирая и вздрагивая под его губами, пока тело вновь не начинает отзываться на его импульсы.
— Саша, остановись, — просит она, — ты не даёшь мне перевести дух и вновь заставляешь хотеть тебя.
— Да, Машенька, рядом с тобой мой пульс выбивает чечётку. Я снова хочу почувствовать тебя.
Его горячее тело посылает ей вполне определённые, хорошо читаемые сигналы, и внутри снова нарастает дрожь.
Ты заводишь меня только одними поцелуями. Твои губы на моём теле рисуют такие бешеные ритмы, что я не успеваю за ними разумом, но тело живёт в этом, заданном тобою темпе. Ты затягиваешь меня в нашу страсть постепенно, я следую за твоими поцелуям, чтобы снова и снова раскрыть тебе своё тело. Я вдыхаю твой запах — и теряю голову. Люби меня, и я сделаю ради тебя всё, что ты попросишь.
— Хочу, — стонет она, содрогаясь под ним всем телом, и он чувствует, как снова наливается силой.
— Хорошо, девочка моя, — он стекает губами по шее к её груди, втягивает уже и так твёрдый сосок. Она чувствует, как через него вливается желание, и пока Саша осыпает поцелуями её грудь, она гладит его плечи, спину. Она тянет руку к его джинсам:
— Где резинка?
Она садится на него и вводит в себя член — сначала неглубоко, но потом приподнимается над ним и трётся. Он сквозь зубы засасывает в себя воздух: