— Мой сын! — Иван Ильич тянется за бокалом с шампанским, который стоит на столике рядом. Ольга Сергеевна напряжённо следит и за боем Саши, и за реакцией дочери, которую, слава богу, контролирует Миша, и за публикой вокруг.
— Оля, предлагаю выпить за моего Евгения!
Но она отмахивается:
— Не сейчас, Иван, подожди, не мешай.
Он думает, что она увлечена и поражена техникой боя его сына, поэтому не настаивает. А Ольга вдруг задаёт ему неожиданный вопрос:
— А где твоя жена? Где мать Жени?
Ей действительно это интересно, но Ружану этот вопрос неприятен, и тем не менее он пусть неохотно, но отвечает:
— Она умерла много лет назад.
— Болела? Несчастный случай?
И прежде чем подумать, он вдруг говорит чистую правду:
— Самоубийство на почве обострившегося психического заболевания.
Ольга Сергеевна замирает, не в силах взглянуть на Ружана:
— Мне очень жаль.
Она косится на дочь, но та ничего не слышала, занятая переживаниями за Сашу.
Плечо обжигает огнём. Нельзя так подставляться. Он видит глумливую улыбку Ружана рядом с собой. Слава богу, тому хватает ума не разговаривать во время схватки, как это было раньше. Видимо, объяснили умные люди, что к чему. Но Александр всё равно знает смысл этой улыбки:
Я сделаю тебя. Ты не сможешь защитить её от меня. Маша — прекрасный приз за мою победу.
И не успевает он это посчитать плодом своего воображения, как Ружан всё-таки произносит:
— Я буду трахать её сегодня же ночью.
Нельзя дать своему внутреннему зверю действовать спонтанно! Надо его отпустить, но подчинить рисунку боя.
Никто сразу и не понял, что на арене что-то изменилось. Но как ни странно это почувствовала только Маша — она увидела, как её Саша перестал быть самим собой, привычным, добрым, любящим, весёлым, внимательным и заботливым. Перед ней появился хищник, не способный на человеческие эмоции, а живущий только инстинктом убийства.
Ружан понял то же самое, что и Маша, но на секунд пятнадцать позже — когда уже ничего не мог исправить. Когда уже оказался в партере; когда Морозов уже с хрустом ломал его руку; когда бедренная кость правой ноги крошилась под мощными ударами; когда рёбра ломались пополам, а лицо превращалось в кровавую маску…
Шум крови в ушах заглушал крики зала. А может быть, там просто стало тихо? Неважно. Главное — добить. Сделать так, чтобы этот человек больше никогда не появлялся в его жизни, не приносил с собой зло, не угрожал родным и близким людям. Не было Саши Морозова, был Мороз, жестокий и беспощадный.
Пока сквозь кровавую пульсацию не проник девичий шёпот:
— Саша! Не надо!
Но этот шёпот прозвучал как крик, как мольба не опускаться до уровня лежащего перед ним противника. И он остановился, изгоняя красную муть из сознания, возвращаясь в мир людей и успев выплюнуть в лицо Ружана, перед тем как он отключится, слова:
— Ровно так, как ты Андрею! Я умею правильно ломать кости.
— Саша! Не надо! — эти слова вырываются у неё непроизвольно, когда она понимает, что Морозов готов пойти до конца. Она понимает, что он не услышит её в гуле возбуждённых боем голосов, но её слова отчётливо звучат для тех, кто рядом с ней.
Они все смотрят на неё. И Иван Ильич Ружан, ещё не понимая, что происходит рядом с ним. И мама, встревоженная её состоянием. И окружение Ружана, удивлённые такой реакцией и не знающие, чем она вызвана на самом деле. Маша вжимает голову в плечи и со всей силы вцепляется в руку Майкла. Её не радует такое внимание, но и объяснять свою личную заинтересованность во всём происходящем она не хочет.
Главное — каким-то чудом её призыв почувствовал Саша и даже повернулся в её сторону, хотя и не мог не то что видеть её, даже предполагать, что она может здесь очутиться: он опускает руку, занесённую над Ружаном и медленно обводит взглядом ряды зрителей.
— Не надо! — на этот раз шепчет она, глядя на окровавленного Евгения, безжизненно лежащего на канвасе, и Сашу, стоящего на колене и так и не опустившего руку для решающего удара.
— Что это было? — Иван Ильич поражён, но Ольга тут же ему всё поясняет:
— Только что моя дочь чудесным образом не дала своему молодому человеку убить твоего сына.
Она встаёт и подхватывает бледную дочь под руку:
— Миша, помогай.
Вдвоём они спускают Машу вниз, где уже никто не обращает на них внимание, так как Морозов выиграл схватку, и часть публики спешит получить свои деньги, а другая громко обсуждает бой. Маша прислушивается к разговорам, но ничего не может понять — столько сленга, что смысл ускользает. Она даже не знает, где сейчас Саша и как он себя чувствует. Она с мольбой смотрит на маму:
— Где он?
Ольга Сергеевна оглядывается и неожиданно натыкается на сердитый взгляд мужа, который направляется к ним.
— Думаю, сейчас мы всё узнаем, — говорит она дочери, смело делая шаг навстречу мужу.
Андрей Петрович пытается взглядом прожечь жену, заставить её опустить глаза, почувствовать себя виноватой. Для него увидеть в этом зале жену и дочь неожиданно, невероятно. Его нежные девочки сейчас должны находится дома, вдали от зрелища, пробуждающего животные инстинкты, и ждать звонка об исходе поединка. Он очень любит их и не может представить, что они окажутся в таком месте, где нет места ничему женскому, мягкому, нежному. Он не взял с собой Машу, стараясь уберечь от жестокого зрелища, но её привела жена, которая должна быть на его стороне, а не потакать девичьим капризам.
Они останавливаются возле выхода так, чтобы избежать толпы. Ольга Сергеевна не даёт мужу начать говорить первым, а после того, что она сообщает, он и сам утрачивает дар речи.
— Ты не поверишь, мы сидели рядом с Ваней Ружаном. Он так хвастался сыном ещё до боя, что мне хотелось его ударить: он говорил о нём, как о племенном жеребце, а не о родном человеке. Здравствуйте, мальчики, — она почти щебечет, здороваясь с друзьями мужа, которых знает ещё с университетских времён.
Она кажется легкомысленной, но за этой лёгкостью скрывается тревога и за дочь, и за мужа, который, как она прекрасно понимает, чувствует себя обманутым, и за, казалось бы, чужого ей, но такого близкого дочери Сашу.
— Здравствуй, Оля, — отвечает ей первый «мальчик» — областной прокурор.
— Рад тебя видеть, Ольга, — улыбается второй — один из заместителей губернатора.
Но муж не ловится на удочку обаятельной улыбки.
— Как вы здесь оказались?
— Давай поговорим об этом дома. — просит она и поворачивается к дочери, — ты как, нормально держишься?
— Да, — Маша старается, чтобы голос не дрожал, — я хочу видеть Сашу.
Но тут опять все отвлекаются от неё и смотрят вправо — к ним приближается Иван Ильич Ружан в окружении телохранителей.
— Я хочу, чтобы мне объяснили, что сегодня произошло, — требует он.
— А мне кажется, Ваня, — мягко обращается к нему Ольга Сергеевна, — тебе сейчас нужно быть рядом с сыном, нанимать лучших врачей и молиться за его здоровье.
Он отшатывается от неё, как от прокажённой.
— Им займутся.
— А ты? — продолжает так же мягко допрашивать Ружана-старшего Ольга.
— А я должен довести дело сына до конца. Этот Морозов чуть его не убил, — обращается он к Петровскому как к прокурору, — это видели многие…
— Это был бой, — парирует тот, — бой без правил, который вы, Иван Ильич, лично анонсировали, пригласив меня посмотреть — цитирую — «как будет раздавлен тот, кто посмел оскорбить моего наследника».
Маша вскидывает глаза на Ружана.
— Это правда? Именно так — раздавлен?
— Может, я высказался несколько эмоционально. Мой сын уже несколько раз пытался защитить свою честь…
— Честь? — не верит своим ушам Маша. — Что же случилось с его честью, что ей потребовалась защита?
— Я не думаю, что могу разговаривать на эту тему с тобой.
— Почему же? — задаёт резонный вопрос Андрей Петрович. — Давай поговорим на эту тему. Расскажи всем нам, что такого совершил Саша Морозов, что твой сын грозился не выпустить его живым с арены?