– Ну, вот и славно, опишите подвиги Матильдовой мамаши…
– Как подписывать, снова выдуманной фамилией?
– Нет, на этот раз подпишите так: Педагогический коллектив школы №.., а я зайду к вам с флешкой, и придумаю, как это письмо отправить, договорились?
– Да, Роман Викторович, хотя как – то это всё…не очень… не по – людски как – то…
– Полностью согласен с вами, но что поделать, такая ситуация, мы с вами чистые люди, но вынуждены действовать грязными методами, эти люди не поддаются уговорам, пытаться взывать к их сознательности – это просто наивно, как можно обращаться к совести того, кто её лишён? Нам нужно сковырнуть этот гнойный нарыв на здоровом теле нашей школы, он прорвётся и всем станет легче дышать…
Из коридора донесся громкий шум, крики, грохот падающего тела, затем раздался громкий вой – что происходит? Распахнув дверь, мы стали свидетелями очень трогательной, чисто школьной сцены. Стриженное под кружок существо с лицом сильно пьющего подростка таскало за волосы социального педагога, та пыталась лягнуть существо ногой, действо сопровождалось поощрительными репликами «сучка», «долбанная лесба», всё было очень мило, по – семейному, парочка кружилась в клинче, сопя, фыркая, разбрызгивая слёзы и сопли, багровели напряжённые лица, в воздухе медленно и плавно парили клочки вырванных волос, обвисшие бретельки бюстгальтера открывали вид на увядшие прелести социального педагога, коридор постепенно заполнялся учащимися, которые на ходу доставали мобильники, для того, чтобы запечатлеть эпохальную сцену, увековечить для будущих поколений. Откуда – то выскочила Паулина, нежно обняв существо за то место, где у женщин должна быть талия, она решительно увела его, оставив поле боя за социальным педагогом. Навсикая увлекла вторую участницу спарринга в свой кабинет, усадила на стул, и, причитая, стала приглаживать торчащие волосы, пытаясь прикрыть проплешины (существо ушло, сжимая пальцами вырванные из головы соперницы клочья волос).
– Эридочка Петровна, что происходит? Что случилось?
«Эридочка Петровна» громко хлюпая, высосала стакан воды, и молча протянула его Навсикае – ещё? Получив утвердительный кивок, Навсикая потрусила к кулеру за новой порцией – возьмите, пожалуйста. «Эридочка» выпила второй стакан, и с чувством произнесла – сссука!
–?!
– Первухина – сука!
– Ах, так это была она, та самая Первухина?
– Та самая. Я (как социальный педагог) заблокировала её карточку, мне надоел этот разврат в стенах школы, эта тварь шляется здесь как у себя дома, меня от неё тошнит. Я не понимаю Паулину, ну ладно, можно уйти от одного мужика к другому, но (простите мою прямоту) променять настоящий член на резиновый? В моём сознании это не укладывается. Так эта тварюга пришла сегодня в школу (надо охраннику надавать по пиздюлятору, простите мой французский – как он её пропустил?), и стала на меня орать, требовать, чтобы я восстановила действие карты, я ей говорю – у меня такие связи, что ты голубушка обдрищешься, я с такими людьми знакома, что тебе в и твоих розовеньких снах не снилось, я тебя умножу на минус икс, сучье вымя…
– А она что?
– А что она, стала орать, что у неё тоже есть знакомые, и она меня уничтожит, и я не буду здесь больше работать…
– А вы, Эридочка Петровна, что вы ответили ей, этой наглой девке?
– Я ей дала пощёчину, ну а дальше… дальше вы видели…
– Какая наглость, как она посмела поднять на вас руку… страшно становится за нашу школу… куда мы катимся? Да, Роман Викторович?
– М-да уж, уж да…
– Эридочка Петровна…
– Да хватит вам сюсюкать со мной, как со слабоумной – «Эридочка», тьфу, меня зовут Эрида, прекратите паясничать!
Лицо Навсикаи сильно побледнело, серыми, безжизненными губами она прошептала – я думала,… может быть… написать заявление в полицию…
– А вот это – хорошая идея, я ещё схожу в травм пункт, сниму побои, надо всё зафиксировать…
– А что это за грохот мы слышали, кто – то упал?
– Не знаю, я не падала, по – моему Вах –Каналия грохнулась…
Она вскочила, воодушевлённая идеей отмщения, и стремительно вышла из кабинета.