– Та самая?
– Единственная, – и вздохнула тяжело, нерационально расстраиваясь из-за того, что даже после общего собрания, где на меня каждый пальцем показал, меня все равно не узнают и не замечают.
– Какая-то ты... – джинн помахал в воздухе пальцами, подыскивая слова, и наконец, заявил:
– Тощая... Кушать не хочешь?
Аврора икнула, Вениамин закашлялся, одна из феек опрометью кинулась в сторону общежития, видимо, за едой, а я стояла, раскрыв рот, и не знала, что сказать. Хотя стоит отдать должное Динь-Дону. Он и не ждал ответа. Он развернулся лицом к куче мусора, которая еще недавно была нашим барбаканом и произнес, потирая руки:
– Значит, этот лысый гоблин хочет, чтобы мы без помощи троллей поставили укрепление?
– Вообще-то, он полуорк, – подала голос Аврора, когда поняла, что убивать меня никто не собирается.
– Вот именно, – нелогично согласился джинн и хлопнул в ладоши.
– Девоньки, – и оглянулся на свою розовую братию... ээээ... сестрию. – А что, Да Ханкар ведь ничего не говорил о том, что посторонних к работе нельзя привлекать?
– Не говорил, – кивнула я, глядя на синекожего почти влюбленными глазами. Почему почти влюбленными? Да потому, что у него был вид человека, который совершенно точно знал, что делать.
– Зарянка, ты как думаешь? – Динь-Дон улыбнулся низенькой рыжеватой девушке, но подмигнул почему-то мне.
– О! Это хорошая идея! – согласилась Зарянка.
Действительно? В словах своего старосты она сумела расслышать какую-то идею? Стою, думаю о том, освоили ли феи телепатию. И если освоили, то насколько хорошо, и стоит ли мне попридержать коней, когда я думаю в их присутствии.
– Но не успеем за два часа, – встряла в наш разговор еще одна фея, высокая и тонкая, как ивовый прут.
– Да... в два не уложимся... – протянул Динь-Дон, и я сразу его разлюбила и погрустнела.
– А вот если, допустим, – прыщавый староста химиков сделал осторожный шаг в нашу сторону. – Если капитан, например, уснет... Случайно... Примерно на девять часов и семь с половиной минут, может, немного меньше... – и задумчиво глаза закатил, что-то подсчитывая.
– Сонное зелье на территории Школы запрещено категорически! Даже в лаборатории... – предупредил джинн.
– Еще чего! Амадеус Тищенко о сонное зелье ни за что не станет марать свои гениальные руки.
И Амадеус Тищенко потряс этими самыми, гениальными, в воздухе.
– Тогда что? – заинтересовался синекожий, а прыщавый уклончиво ответил:
– Есть у меня один... экспериментальный экземпляр...
Джинн почесал голубую щетину, пробивавшуюся на синем подбородке, и решился:
– Ладно. А подействует?
Тощий пожал плечами:
– Других вариантов все равно нет... И если вам надо время, то я с вероятностью в восемьдесят семь процентов смогу вам его предоставить...
Зарянка грустно заметила, что лично она при наличии тринадцати процентов неуспеха не хотела бы тянуться в другой конец мира, но если Динь-Дон настаивает, то только ради него и во имя их долгой дружбы... Тут я не выдержала и закатила глаза, а Вениамин неожиданно сказал:
– Если очень надо, то у меня есть дедушкина циновка, только она на два полета заряжена...
– Ну, ты силен! – восхитился Динь-Дон и стукнул Фростика по плечу, от чего тот немного присел даже. – Ты приволок в школу летающую циновку, и ее у тебя на входе не отобрали?
– Дело в том, что она уже была здесь, когда я приехал... Говорю же, это дедушкина циновка... Он ее...
– Так, я не понял, – совершенно беспардонно перебил нашего старосту синекожий, оглядывая злобным взглядом нестройную черно-белую толпу первокурсников. – Чего стоим, кого ждем? Вы что, распоряжение бригадира не слышали?
После его слов две группы первокурсников ринулись разбирать завал, а я громко вскрикнула, потому что в конце предложения джинн вместо вопросительного знака поставил мне хлопок по попе. А потом покровительственно волосы взлохматил и односложно велел Венику:
– Тащи!
И Веник умчался, а Динь-Дон уставился на меня заинтересованно.
– Это даже хорошо, что ты такая худющая, – неожиданно похвалил он.
А я... я вдруг что-то заподозрила и испугалась. И еще очень-очень сильно захотелось вдруг в Шамаханскую...
– На циновках летала уже?
Я в ужасе затрясла головой. Если честно, не летала и летать не собираюсь. От одной мысли о том, чтобы взлететь верхом на хлипкой тряпочке за облака, начинало слегка подташнивать.
– Плохо, – констатировал синекожий, – но не смертельно. Надо же когда-то начинать...
– Э-э-э...
– А вот и Трясогузка...
Вернулась фея, которая убегала, как я думала, за едой для меня. И только по ее возвращении я смогла удовлетворить свое любопытство и позволила возгордиться своей же интуиции, потому что на самом деле она бегала... Да, за пирожком...
Я посмотрела на джинна с ненавистью, а он пожал плечами и с расстановкой произнес:
– Маленьким кушать надо хорошо, а то не вырастешь... Ешь давай, не зли дядю!
Пока я давилась всухомятку, вернулся запыхавшийся Веник с видавшим виды ковриком под мышкой. Джинн расстелил транспортное средство на земле, внимательно изучил его, даже на свет посмотрел сквозь один угол, а потом вынес вердикт:
– Отличная штука! Жаль только, у нас в школе из студентов его никто зарядить не сможет, слишком сложное плетение. Надеюсь, твой дед знаком со специалистом?
Фростик промычал что-то неопределенно-утвердительное в ответ, а Динь-Дон улыбнулся мне, широко и страшно. И ласковым голосом произнес:
– Ну что, маленькая, готова?
Я отчаянно замотала головой.
– А надо... Циновкой одному сложно управлять, а вы с Зарянкой примерно одной весовой категории.
Черт! Черт! Черт!
– Я не могу, я боюсь... – проблеяла жалобно.
– Она не может. Она боится, – пояснил Веник, чтобы Динь-Дон лучше понял.
Динь-Дон все прекрасно понял и без суфлеров, пренебрежительно изогнул голубую бровь и поинтересовался:
– Так, новобранец, а тебе что, отдельное приглашение надо? – и в сторону таскавших камни студентов кивнул, а когда Фростик позорно удрал заниматься физическим трудом, джинн хмуро буркнул в мою сторону:
– Бояться надо было, когда ты из дома сбегала. А теперь уж, будь добра, – и указующим перстом в середину циновки ткнул.
Зарянка, присутствовавшая при этой позорной сцене, сделала вид, что ничего не заметила, а мне на глаза навернулись обидные слезы. Поэтому я почти ничего не видела, когда, скрестив ноги и поминая Веника недоброй мыслью, усаживалась на ковер. А потом и вовсе зажмурилась и в оборванный край двумя руками вцепилась.
– Тебе делать ничего не надо будет, – успокаивала меня тем временем фейка. – Просто сиди с той стороны. Одной очень сложно равновесие удерживать...
Я глаз все еще не открывала, чувствуя, как подо мной подрагивает плотная ткань. Ощущение было такое, словно я сижу на покрывале, которое из-под меня кто-то пытается вытянуть. А еще поднялся сильный ветер, сквозь который доносились обрывки фейских слов.
– Что?? – проорала я во все горло, перекрикивая шум ветра.
Зарянка ответила, но я опять не поняла ни слова, кроме:
– Чтоб его разорвало...
А потом вдруг ветер стих. И стало так тихо-тихо и спокойно-спокойно. Словно я из центра урагана шагнула в теплую комнату, где мирно потрескивал огонь в камине, а тяжелые шторы укрывали от страшного мира.
– Я говорю, – негромко произнесла Зарянка, – что Динь-Дон упертый, как баран, ты на него не обижайся. Все равно бесполезно.
Я приоткрыла один глаз. Ровно секунды мне хватило, чтобы понять следующие вещи:
1. Да, мы летим.
2. Да, очень высоко.
3. Да, Зарянка накрыла циновку прозрачным куполом, защищая нас от ветра, а лучше бы этот купол был непрозрачным, а циновка вообще лежала на земле.
4. Нет, ничто, никто и никогда не заставит меня снова подняться в воздух на этом. И обратно в Школу я, видимо, пойду пешком.
Больше всего я боялась даже не высоты. Больше всего меня пугало это чувство беспомощности. Казалось, что циновка в любой миг выскользнет из-под меня. Или перевернется в воздухе, или наклонится, а я соскользну вниз, дико крича и размахивая руками при этом.