– Но бабуля... – заикнулась было Аврора.
– Бабуля совершенно явно воспитательный момент для тебя задумала, – оборвал ее Вепрь. – Уж слишком ты о себе высокого мнения, с ее точки зрения. Вот и решила обломать тебя немножко.
– Обломать? – голос у Могилы охрип до замогильного. – Меня?
– Ну, не меня же, – мыш смешно дернул носиком. – А я предупреждал!.. Я говорил, что не стоит сюда ехать... Вы вообще знаете, как они вас тут называют?
– Как? – я улыбнулась, ожидая веселого откровения, да так и застыла с кривой усмешкой на губах, потому что Вепрь и не думал веселиться, а серьезным голосом пропищал:
– Пособие к практическим занятиям.
Аврора возмущенно ахнула. Могу ее понять. У меня лично сердце замерло и пару ударов пропустило, пока я обдумывала услышанное.
– И что они на нас практиковать собираются? – сердце после короткого перерыва заработало с бешеной скоростью, разгоняя кровь и посылая в мозг различные мстительные сигналы.
– По-разному... Вы уже послужили наглядным примером того, как отвратительно может выглядеть работающая женщина, – откровенничал Вепрь, не замечая, что у Авроры после слова "отвратительно" сжались кулаки и лицо вытянулось. – Теперь, думаю, должно последовать "прекрасное преображение". Думаю, не обойдется без косметического вмешательства... Опять же, практикум по стервозности...
Мыш хихикнул своим мыслям и зажмурился от удовольствия.
– Местные девочки, в большинстве своем, в магии не очень сильны. Это если фурий не считать, само собой, – огорошил Вепрь и я сразу по сторонам стала озираться, мне вдруг представилось, что демонессы окружают меня со всех сторон, такую маленькую и беззащитную. – Суккубы, опять-таки, – невозмутимо продолжал свою лекцию мыш.
– Определенно! – он махнул хвостом и окончательно нас добил:
– Думаю, вас собираются принести в жертву во время Зимнего бала красоты.
Мы с Авророй синхронно ахнули. Ну ничего себе, у них тут порядки!! И почему Вепрь так спокойно об этом говорит? Драпать отсюда надо, наплевав на украденные вещи, пока есть время.
– Ой, ну вы наивны-е-е-е-е!!! – рассмеялся мыш, глядя на наши перепуганные мордашки. – Не в том смысле жертва! Не кровавая, а ментальная... душевная порка, сердечный стриптиз, позор, слезы и тоска. Поняли?
– Нет! – произнесли мы одновременно, и я головой потрясла, а Аврорка кивнула почему-то.
– Будут вас на балу на место ставить, – пояснил Вепрь. – Покажут, какой должна быть, по их мнению, настоящая женщина, унизят, до слез доведут... Не знаю точно... Но Ифигения сегодня уже начала обработку, столкнувшись с Авроркой в столовке...
Могила снова хлюпнула носом, вспоминая обидные слова, а я только зубами скрипнула и в карман полезла за Александровской пуговичкой.
– Эта Опупения у меня получит... – прошипела мстительно, как-то после мышиного рассказа в рациональности мести я больше не сомневалась. – Офигели тут совсем... – сплела петлю, завязывая ее на пуговицу, а потом со словами:
– Сама блондинка крашеная! – запустила снаряд в окно.
Еще посмотрим, чья возьмет. И пусть я не совсем понимаю причину Авроркиного расстройства – подумаешь, усомнились в подлинности цвета ее волос – но Могила моя подруга, а у нас в Школе друзей не бросают. И вообще.
В тот же день, незадолго до обеда я выяснила, что моя снайперская стрельба обрела неожиданный, как бы выразился Тищенко, побочный эффект. Александровская пуговица настигла Ифигению в коридоре и, по словам свидетелей, трижды врезалась нахалке в лоб со словами "Сама блондинка крашеная!" Не знаю, правда ли, но в столовой Офигения шарахнулась от меня как от чумы.
Всю неделю работали с Авроркой, как проклятые. Хотелось побыстрее развязаться с этим ненормальным Институтом. Никаких нервов на местных дамочек не хватит же. И это я уже не говорю о золотых пуговицах. На местной почве мое оригинальное умение получило неожиданное развитие. Во-первых, пуговицы заговорили. Во-вторых, они стали возвращаться назад. Первой вернулась та, которую я отправила на расправу с Ифигенией. Вечером, сразу после того, как мы с Могилой узнали об оригинальной сигнализации 'Крик баньши'.
Сначала мы не поверили. Потом испугались. Потом возмутились и решили обратиться к местному магу, чтобы он немедленно снял с нас эту гадость. Но, в конце концов, здравый смысл победил.
– Лишняя защита не помешает, – раздирая зевотой рот, промямлила Аврора.
– Это точно, – согласилась я и отвернулась от подруги, привлеченная легким дребезжащим звуком за окном.
Если честно, я подумала, что это лезут настырные домовые. Но нет. Распахнув стеклянные створки, я с удивлением обнаружила золотую Александровскую пуговицу.
– Я начинаю тебя бояться... – заявила Аврора, глядя на мою находку.
– Я уже сама себя бояться начинаю, – вздохнула тяжело. – Разговаривают, домой возвращаются. Того и гляди, завтра начнут давать ценные указания и стратегически важные советы...
– Или еще, например, начнут читать лекцию по особенностям ведения партизанской войны... – хихикнула Аврора.
– Или подрывной деятельности, – подхватила я, со смехом падая на кровать.
Смех смехом, но пуговичная проблема взволновала меня не на шутку. Поэтому назавтра, капитально уставшая от зарядки артефактов и плетения циклических петель, я не отправилась отдыхать, как это сделала Аврора. Вместо этого я притащила из библиотеки целый ворох книг, обложилась конспектами и записками, которые мы вместе с ректором составляли, и попыталась найти ответ. Могила в это время красовалась у зеркала в шамаханских платьях.
– Жалко, что ты такая принципиальная, Юлка, – вздыхала она печально, примеряя пятое или шестое платье. – Такая фееричность пропадает. Я в этом наряде просто очаровательна... Ты так не думаешь?
– Отстань, – проворчала я, пытаясь за недовольным тоном легкую зависть спрятать. Все-таки подружка у меня чудо как хороша! – Я тут важным делом занимаюсь, между прочим...
– Зануда ты, – беззлобно сообщила Могила.
Я еще раздумывала над тем, стоит ли отвечать, как в дверь постучали.
Евпсихий Гадович. Аврора хрюкнула и сбежала в ванну, шептаться с Вепрем – на солидного домового она без смеха смотреть не могла. И зря. Милый дядечка, хоть и непонятно, сколько ему лет, сорок или четыреста сорок. Но у домовых это всегда так. Такой уж они народец забавный. Евпсихий Гадович, если сравнивать, например, с нашим семейным Пуком Ясуковичем, который смешил меня в детстве одной своей тенью, был мужчина видный: не очень высокий, но широкоплечий, всегда в строгом костюме, усики аккуратные, виски импозантно убелены сединами, голос тихий, но внушительный... А имя... ну, что тут сказать. Будем откровенны: встречали мы среди домовых и позаковыристее имена.
Уже через минуту я поняла, что Аврора правильно поступила, сбежав. Боюсь себе представить, что бы с нею было, при ее-то душевной организации, если бы этот Гадский сын при ней о нашем уродстве рассуждать начал. На совесть давил, объяснял, почему мы не можем в форме по Институту ходить. Наглец, знаем мы правду. Благо, добрые люди... то есть, мыши, рассказали. Ну, ничего. Александровских пуговиц у меня целый карман, отомстить я всегда успею. А вот насущный вопрос формы надо было решать оперативно. Пришлось идти к Венере Ниловне с нижайшим поклоном и смиренной просьбой о помощи.
Кастелянша сразу обрадовалась, засуетилась, вывалила целый ворох шелков и ситцев. Я думала, Могиле плохо с сердцем станет, честное слово. Она чуть не плакала, когда отказывалась от атласных юбок и ярких тканей. Впрочем, Венера Ниловна своего все равно добилась. До середины ночи возилась с нами, снимала мерки, уточняла пожелания по фасону, а к утру принесла нам не форму, но настоящее волшебство. Аврорка повизгивала от счастья, а я чуть в обморок не упала, когда свое отражение в зеркале увидела.
– Это не я... – выдавила я из себя. – Это какая-то совсем другая, неизвестная мне Юла...