И он ещё продолжил:
– Но все следующие ваши встречи, и текущие дела мы смогли отменить или перенести. Поэтому в ближайший месяц вас не будет беспокоить ничто из вашего окружения. И завтра в Лондон я лечу вместе с вами. А оттуда, естественно после вашей деловой встречи, мы вылетаем в Дубай.
ГЛАВА 15. И СНОВА ЛЮСЬКА
Пришло время рассказать, за что я так зол на Люську. Да, наши отношения были какими-то особенными. Не укладывались в какие-то рамки, если уж и сейчас мне сложно их анализировать. А сейчас это почти моя профессия. То, что уж говорить о понимании этих отношений в школьные годы.
Так же как и я, не размышлявший на эту тему и собственно не придававший этому значение. Так же, наверное, и она. Видимо из-за этого все и случилось.
Хотя, должны же были у нас рождаться мысли – а что же дальше. Может быть, и рождались.
Но совершенно точно, что мы это никогда не обсуждали.
Как потом выяснилось, мы, каждый сам по себе обсуждал этот вопрос – Что дальше? – с родителями, каждый со своими родителями.
Сейчас можно просчитать варианты развития наших отношений.
Если в наших отношениях было, что-то, что называют влечением разных полов друг к другу. То, конечно и мог родиться сценарий для отношений между юношей и девушкой. Которые очень хорошо знают друг друга (десять лет за одной партой), но совершенно не знают о себе ничего как о представителе конкретного и противоположного пола (мужчине и женщине).
Но, оглядываясь теперь назад, становится понятно, что нам не хватило ещё полгода, или год, что бы узнать себя ещё и с этой стороны.
Видимо, она, во-первых, как девочка опережала меня в половом развитии, да ещё и была на год старше. А во-вторых, я к концу десятого класса только-только начал понимать, что девчонки, это не только одноклассницы, и не только друзья в юбках, но ещё и девушки, в значении – женщины.
Мог бы этот сценарий иметь шансы на успех?
Наверное, нет.
Но, тогда то, я этого не понимал. Бурлили гормоны, шептали в голове все десять лет, и самое главное – начиналась новая (взрослая) жизнь. И как же я там без Люськи?
Вот, почему, я так был зол на неё. Расценивал её поступок как предательство и измену нашим отношениям. И сейчас, понимая это все, не могу полностью снять с неё вину за мою обиду.
Действительно, если бы мы хоть раз начали разговор о будущем. То, мы бы обязательно выяснили, что же нас держало вместе все эти годы, и что из этого может нас объединять в будущем.
И расстались бы друзьями, ну или признали бы, что это была детская любовь, но во взрослую любовь она не переросла. Или ещё какой-нибудь вариант дальнейших отношений придумали бы.
Во всяком случае, не было бы этой недосказанности и этой обиды, за то, что так все случилось.
И вот сейчас мне пришло в голову. Что она тоже переживала, она не знала, как мне сказать, не была уверена, что пойму, так как надо понять, вернее, как все есть на самом деле. Потому, что она перешла уже в возраст женщины, а я в этот момент ещё находился в возрасте юноши, но отнюдь не в возрасте мужчины.
Тут сыграла свою роль ирония природы, физиологии. И, конечно же, не совершенство нашей школьной системы.
Правильно. У нас одна девочка забеременела уже в восьмом классе. Так для нас, для парней это была всего лишь смешная история. Вот мол, не убереглась. Без понимания, без внимания к тому, что она уже женщина. И строит свою взрослую жизнь. Пусть так вот коряво – но свою жизнь.
А мы только готовились выпорхнуть из родительского гнезда.
Вот и Люська. Она не виновата, стечение обстоятельств, да и только.
Я видел, что весь десятый класс она как-то сторонилась меня. Кто-то мне сказал, что у неё есть парень, что он уже работает. Взрослый мужик.
Но я не верил. «Моя» Люська и со взрослым мужиком. Да она просто так развлекается. Не может там быть ничего серьезного. Нам ещё целый год учиться. И ещё выпускные экзамены сдавать. И готовиться к поступлению в институт.
Вот что серьезно. Вот что важно.
Да…
Прохлопал я Люську.
Конечно, я переживал. Да и она тоже. Девять лет – все-таки не девять дней.
Мы оба нервничали, и это ещё более отдаляло нас друг от друга.
Появилась какая-то недосказанность, приходилось пользоваться слухами.
В общем жутко.
И вот наступил выпускной вечер.
Было все очень красиво и торжественно. Сам процесс и сценарий. Об этом стоит рассказать отдельно. Но не сейчас.
В результате мы все оказались за большим столом, вместе с родителями. И разговор пошел о том, что же после школы. Мои родители и родители Люськи в один голос: – Ну, наши дети едут в Петербург и поступают в институт.
И это прозвучало, как-то само собой. Как же иначе то ещё?
А Люська встала и говорит: – Нет, я не еду в Петербург. Я остаюсь здесь.
До меня как-то сразу не дошло. Подумал, ну это для родителей.
Потом по программе мы отделялись от родителей, выпивали шампанского и шли гулять на всю ночь по городу.
Конечно, все происходило так здорово, как-то ярко и насыщено. Мы уже не были школьниками. Мы были уже почти взрослыми людьми. Дальше я уже все смутно помню. Так сильны были эмоции и впечатления, что просто все смешалось в голове.
Но вот что я отлично помню, так это то, что мы с Люськой стоим на набережной. Небольшая луна и полное небо звезд. И ярче всех Южный Крест.
Я ей что-то рассказываю о звездах. А она, совсем без предупреждения и вроде бы как бы ни по теме, взяла меня за руку, сжала её в своих ладошках, и говорит: – Я беременна, и я люблю этого человека, и я буду с ним.
Сейчас я понимаю, что это далось ей нелегко. С какой стати она должна мне это говорить. Наверное, даже её родители ещё об этом не знают. Но видимо она хотела мне это сказать, поэтому и сказала.
Значит все-таки, что-то нас связывало. Раз она посчитала должным, мне об этом сказать. И значит, ей было не все равно. И это было не просто оправданием того, почему она со мной не едет в Петербург. Это было признанием.
И это было концом.
Я не нашелся, что сказать. И пробубнил что-то вроде: – Ну, значит так и должно быть.
И всю оставшуюся ночь изображал из себя счастливого выпускника.
Хотя мне было очень плохо. Я не понимал, почему мне плохо. Ведь не было никаких конкретных планов для «нас». Да и само понятие «мы» не существовало.
Но мне было очень плохо.
И после этого у нас не было возможности поговорить. То ли она чувствовала себя смущенной оттого, что мне призналась. То ли я был очень рассержен на неё, и всем своим видом демонстрировал это. Не знаю.
Ведь если ей нужно было мне признаться, значит, и она чувствовала, что между нами что-то есть. Если бы ничего не было – какой смысл что-то объяснять, в чем-то признаваться. Значит, я ей был как-то по-своему дорог.
Конечно, она чувствовала себя смущенной и не знала, что ещё можно мне сказать. Поэтому и избегала меня.
А я, был страшно рассержен, обижен и зол. И я тогда, совсем не понимал, что переживает она. Отношения со мной – тут все понятно. Жирная точка. А вот её новая жизнь. Правильно ли она поступила. Ей нужна была моя помощь.
А я, ходил как рассерженный индюк.
Ещё и поэтому, я зол на неё и до сих пор.
Мы виделись через полгода. Но обменялись только парой ничего не значащих фраз.
Потом мы виделись через несколько лет. И разговаривали уже вообще как простые знакомые.
И с тех самых пор у меня где-то глубоко сидит обида на неё.
Да, ты была старше и взрослее. Но я десять лет относился к тебе не просто как к однокласснице, и даже не просто как к другу. И ты отвечала мне взаимностью. Я мог бы помочь – если бы ты только сказала, хотя бы одно слово.