Домой мы возвращаемся только вечером. Бабушка доит корову, во дворе гуляют гуси. Зная о давней любви Федора к этим благородным птицам, я вежливо пропускаю его вперед. И Федор с прямой, как доска, спиной и решительным лицом мелкими шажками движется к крыльцу. Гуси не обращают на нас никакого внимания, и это успокаивает Федора. Войдя в дом, он тихо спрашивает:
— Ты видел чердак? Очень странный у него вид. Ведь дом давно не ремонтировался, а чердак как новый. И вообще он слишком велик для этой избушки. Пора его осмотреть как следует!
Я устал и хочу спать, но у Федора уже пробудилась его страсть к исследованиям, и он настойчиво тянет меня за собой.
— Ну ладно, — уступаю я, — давай быстро слазим и спать. Все равно уже темнеет.
Выйдя во двор, мы обходим дом с правой стороны и приближаемся к тяжелой деревянной лестнице, приставленной к чердачному окну. Федор быстро забирается наверх и, подергав дверцу, сообщает:
— Забито гвоздями! Интересно, зачем это сделали?
Внезапно появившаяся бабушка не торопится отвечать этот вопрос, зато совершенно ясно дает понять, что если хоть раз еще увидит нас на чердаке или хотя бы с лестницей, мы в тот же день уедем домой.
— Не хватало еще, чтобы вы тут заблудились! — добавляет она непонятно по какому поводу.
Где это мы можем заблудиться — на чердаке, что ли? Утро следующего дня мы встречаем лежа в постели с покрасневшими спинами, слабо постанывая от ожогов. Еще бы! Пролежать весь день на таком солнце.
Бабушка, ворча, мажет наши обожженные спины сметаной и уходит к соседке, строго наказав нам не выходить на улицу.
А мы остаемся лежать. В комнате, несмотря на открытое окно, очень душно. Когда становится совсем уж невмоготу, Федор вдруг задумчиво говорит:
— Если бабушка пошла к соседке — это до обеда. Самый подходящий момент для того, чтобы осмотреть чердак и узнать, где на нем можно заблудиться.
Меня тоже очень интересует этот вопрос, но еще больше не хочется возвращаться в город, и я говорю Федору об этом. Но он самоуверенно успокаивает меня:
— Не бойся! Положись на меня. Еще никто не увидел ниндзя за работой.
— Да, да, — уныло киваю я, вспоминая, как Федор застрял в трубе в кабинете химии. Но все же плетусь за ним во двор. Рубашка, прикасаясь к обгоревшим плечам, жжет как кипятком, голова тяжелая и во рту пересохло. А лестницы на месте нет!
— Ну вот, — обрадованно говорю я, — бабушка и позаботилась о нас. Наверх все равно не залезть. Пойдем лучше сыграем в шашки.
Федор лишь снисходительно улыбается, развязывая холщовый мешочек.
— Разве человек-невидимка остановится перед такой пустяковой преградой? Это же сущая ерунда, для ниндзя нет закрытых дверей!
С этими словами он вытаскивает из мешочка два металлических браслета и надевает их на руки. Со стороны ладоней торчат по четыре шипа — вроде кошачьих когтей. Эти браслеты Федор мастерил после уроков целый месяц, когда ходил в кружок технического творчества. И хотя вскоре его оттуда выгнали, он все же успел изготовить себе много полезных вещей. И сейчас, мне кажется, предстоит увидеть одну из них в действии.
Федор отходит от стены и, разбежавшись, подпрыгивает, вцепляется когтями в бревна дома, потом медленно ползет вверх, точь-в-точь, как паук по стене.
Смешно и немного жутковато, что он сорвется и плюхнется вниз. Но Федор уверенно карабкается и вскоре уже сидит на узком карнизе, опоясывающем весь дом. Сидит как раз в том месте, где темнеет чердачная дверь, сбитая из толстых неструганых досок. Отдышавшись, он аккуратно снимает браслеты и сует их обратно в мешок, а мне бросает веревку. Другой конец ее он набрасывает на выступающую доску чердачной двери и закрепляет хитроумным узлом. Веревка очень тонкая и наверняка будет резать ладони, да и вообще я бы с удовольствием пошел спать в дом, но Федор нетерпеливо подгоняет:
— Ну давай, лезь! Быстро, пока никого нет!
Приходится лезть. Веревка действительно слишком тонкая для этого дела, но я все же взбираюсь на карниз и усаживаюсь рядом с Федором. Мне начинает казаться, что заколоченная дверь и в самом деле не остановит его.
Мой друг вытаскивает какое-то хитроумное приспособление — небольшой железный прутик, слегка загнутый и расплющенный на конце, да еще и раздвоенный, как змеиный язык. Я догадываюсь, что это обыкновенный гвоздодер, только маленький.