— Вот он! Держи!
Через три ступеньки — вниз, в подземный ход, и огромными скачками мимо класса и дальше, к Федору! Вот и лестница наверх, в кухню. Головой подкидываю люк.
— Федор!
А в дверь уже колотят, хорошо что он ее запереть догадался, книжник паршивый! Сдвинув тяжелую лавку на люк, я наваливаюсь на нее всем телом.
— Открывай! — колотят в дверь.
Снизу в люк тоже бьют чем-то тяжелым. Федор, пометавшись по кухне, прячет сумку с книгами за низкий шкаф, в котором хранят посуду, потом достает из своего мешка камышовую трубку и манит меня за собой.
Что он еще придумал?
Дверь угрожающе трещит под ударами, да и люк вот-вот не выдержит.
В углу кухни стоит широкая бочка с водой. Федор сдвигает тяжелую крышку — воды только на треть.
— Полезай!
— Да ты что?!
— Полезай, живо! — он почти запихивает меня в воду. — Брр! Вода ледяная, несмотря на жару в кухне.
Федор залазит следом, мы с трудом умещаемся в бочке. Он ломает трубку и, сунув мне в рот половину, топит меня. Сам он, пригнувшись, задвигает крышку на прежнее место и тоже погружается. Вода поднялась под самый край. Интересно, сколько мы так высидим? Из-под воды ничего не слышно. Что там делается?
Проходит пять, десять минут. Мне кажется, что нам уже никогда не всплыть. Я совершенно околел, и, кажется, вот-вот превращусь в ледышку. Вдруг свет проникает в бочку — крышка сдвигается! От неожиданности я выпускаю трубку изо рта, и, поперхнувшись ледяной водой, вскакиваю, бешено кашляя. Торжествующие вопли раздаются со всех сторон. Нас вытаскивают из бочки и тащат, угощая пинками и затрещинами.
— Стойте! — кричит белобрысый. Он берет плеть.
— Мастер говорил о двадцати плетях…
Федора останавливают и, крепко держа за руки, поворачивают спиной. Плеть поднимается, и тяжелый удар обрушивается на него! Мы так околели, что совершенно не способны к сопротивлению. Федор получает еще несколько ударов, и белобрысый говорит, сворачивая плеть:
— Остальное — утром!
Нас волокут вниз и, толкнув в спину, запирают в темноте. Лязгает засов. Мы снова в том самом погребе. Только на этот раз вырваться отсюда нам, кажется, не удастся. Чтобы хоть как-то согреться, я начинаю бегать по земляному полу, трясясь от холода и подпрыгивая на негнущихся ногах. Федор выливает из обуви воду и, скрестив ноги, усаживается на пол.
— Вставай, замерзнешь!
— Отстань, я согреюсь раньше тебя.
«Опять за свои штучки», — думаю я, продолжая описывать круги по подвалу.
Самовнушением занялся. Сейчас, наверное, повторяет про себя: мне тепло, тепло, уже жарко…
Не выдержав, Федор вскакивает и принимается носиться с бешеной скоростью. «Самовнушение не помогло», — делаю вывод я, размахивая руками, как ветряная мельница. Становится теплее. Вот только одежда не просыхает в таком холоде.
— Как ты думаешь, что с нами сделают, когда Мастер вернется?
— В пауков превратят!
— Ты что, серьезно?
— Ну, может, и не станут в пауков. А вот бросить в омут — это у них, я думаю, запросто…
От этих разговоров становится совсем тоскливо. Неужели нет выхода?
— Да-а, — подливает масла в огонь Федор, — в восьмом классе учиться, кажется, не придется. Ты ведь так это не любишь…
— Да ты что?! Когда я говорил, что не люблю учиться? Но не в этой же школе!
— Он еще выбирает! — усмехается Федор, собираясь, видимо, поговорить о пользе любого образования, даже в школе Мастера. Но в это время за дверью слышатся тихие крадущиеся шаги.
— За нами?!
— Не таились бы так. На место!
И мы занимаем позиции по обе стороны ступеней. Натягивать веревку времени нет, да и второй раз этот номер может не пройти.
Засов тихо отодвигается, и кто-то беззвучно спускается к нам.
— Эй! — приглушенный шепот нарушает тишину погреба. Мы — ни звука.
— Где вы там? — кто-то делает неуверенный шаг в глубину нашей клетки. Человек оказывается спиной к нам и стоит, всматриваясь в темноту.
— Спите, что ли?
И тут Федор тенью метнулся прямо под ноги гостю. Плечом он сильно ударяет того повыше колен, а руками крепко обхватывает лодыжки. Взмахнув руками, человек падает на пол, и в следующее мгновение Федор уже сидит верхом у него на спине. Я и сделать-то ничего не успеваю. В приоткрытую дверь падает слабый свет:
— Да ведь это Рыжий! — кричу я.
— Какой еще рыжий? — недоуменно оборачивается Федор, не разжимая, однако, хватку.
— Ну Рыжий, Шон! Я тебе не успел рассказать. Отпусти его.