Видно, не услыхал Бог ее самотканых молитв, если послал ей меня…
Идея нашего крещения не показалась мне чуждой. Испытать захотелось: изменится ли что во мне после главного христианского обряда?.. Позвонил благочинному областных церквей — отцу Аркадию, не так давно присланному в наш город на смену безнадежно больному предшественнику и сразу возбудившему живой интерес томского общества, особенно дам: красив отче, не стар еще, едва за сорок, на героя-любовника похож, хотя и в монашеском сане, умен, говорит — заслушаешься, вдобавок чуть ли не реформатором слывет… Поговаривали правда, что полтора десятка лет назад он в каком-то вузе «Историю КПСС» преподавал, диссертацию защитил… Но даже не принявшие его соглашались: этот пойдет далеко!
У меня контакты с протоиереем наладились как-то сразу: с явным удовольствием согласился он войти в редколлегию мною открытой литературной газеты и поначалу вовсе не был в ней «свадебным генералом» — не раз вместе проводили мы даже литературно-духовные вечера. Потому и обратился я к нему без лишних церемоний: «Благословите меня на крещение, Аркадий Михайлович: похоже, дозрел».
Вовсе не ожидал я, что мой звонок так порадует благочинного, ведь креститься тогда стали многие, от мала до велика, чуть ли не модным поветрием это стало. Но из писателей я первый с такой просьбой обратился, потому сказал мне отец Аркадий воодушевленно-вкрадчивым голосом, что обряд моего обращения к церкви состоится в праздник Крещения, мне с женой не придется ожидать в очереди, обряд совершен будет в неурочный час.
Я тому порадовался горделиво…
Когда мы с Еленой открыли дверь Крестильни за несколько минут до назначенного времени, в лица нам ударил густой банный пар. В пару этом разглядели мы суетящихся перепуганных старух. Оказалось, отец Аркадий дал распоряжение проводить обряд крещения не с использованием обычной купели — той, что в виде огромной посеребренной чаши, а велел наполнить для этого специальный бассейн, который, судя по всему, редко использовался по назначению в целях экономии. Вот в нем-то и вышел из повиновения кран горячей воды — стал неукротимо хлестать чуть ли не кипяток, переполнил бассейн через край. Правда, к нашему приходу молодому церковному служке удалось перекрыть этот кран (руку мешковиной обматывал, в горячую воду опуская), и старухи, торопясь исправить содеянное, вычерпывали воду ведрами и сливали в раковину в углу, однако носить больше чем по полведра было им не под силу.
Видя такое дело, мы с Еленой разулись, я даже штанины закатал, отобрали у старушек ведра, стали вычерпывать сами. От пара и от работы спешной мигом взмокли. Едва последствия потопа были в основном ликвидированы, к Крестильне, увидел я в окно, подкатила шикарная белая «Волга» последней модели. Старушонки — те, что тоже увидали это — заахали, заохали, закрестились. Отец Аркадий возник среди не рассеявшихся еще белых клубов — грозен, как Саваоф. Слыхал я уже, что новый благочинный отличается особой строгостью, но все же подивился тому, как затрепетали под его гневным взглядом обслуживающие Крестильню старухи.
Не удалась его затея крестить нас по «высшему разряду»…
Благочинный, гнев свой усмирив, лишь присутствовал при крещении, а крестил нас довольно-таки молодой еще отец Олег — тихий, с умным, но смиренно-грустным, как бы излучающим тепло и свет взором. Лишь он и сумел выправить иронический и чуть ли не ернический крен моего настроя, вызванный ЧП в Крестильне; а для совершения обряда вполне сгодилась и обычная купель, бассейн же был косвенно задействован тем, что по-прежнему еще парил; вот и стояли мы с Еленой босиком среди белых клубов, будто в облаках. И словно из заоблачной выси доходили до нас канонические слова обряда…
Потом поздравлял нас с крещением сам благочинный, подарил на память об этом событии две новопечатные духовные книги. Кажется, мы должны были целовать ему руку, но все во мне воспротивилось этому… А «Свидетельства о крещении» нам вручая, отец Аркадий обнаружил, что в трудном моем отчестве выписывавшая их бабулька допустила две ошибки. Благочинный глянул так, что старушка чуть было сквозь пол не провалилась. Заставил переписывать. Я, боясь, как бы перепуганная седовласка не нагородила новых ошибок, диктовал ей по слогам…
Вручая нам переписанные трясущейся рукой свидетельства, благочинный чуть ли не целую проповедь произнес. И живо напомнил мне обкомовского идеолога…