В Таллине я регулярно снабжал мумием своих учеников и некоторых знакомых. С этой стороны засветка была вполне возможна, учитыая многочисленность посвященной аудитории. Однако облепиховое масло, принимая в расчет его уникальность, я никому не предлагал. За исключением одного человека - Таниной мамы. Неужели она? В принципе, это было вполне реально. Таня, будучи человеком кристально честным, рассказала маме, что собирается ехать в Америку к "Володиному учителю". После этого стук мамы в контору воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Еще бы - единственная дочь навострила лыжи за океан! Это ведь даже хуже, чем в монастырь! Я подумал, что если речь идет о Таниной маме, то ничего серьезного на меня у них нет и можно не волноваться. Ведь я ей конкретно ничего не продавал.
- Я никаких снадобий никому не продавал.
- Зато продавали шкуры!
У меня аж дыхание перехватило. Откуда они узнали, что я занимаюсь перепродажей соболей? Моими клиентами были номенклатурные портные, платившие за шкурку до трехсот рублей, тогда как я сам брал их по польтннику. Пушнину мне поставлял Сережа-Борода - человек из Костромы, похожий на члена группы Black Sabbath. Он играл в рок-группе на барабанах и пел фальцетом "Paranoid" на танцах в "Железке". Помимо соболей, я скупал у Бороды русские иконы и итальянское серебро, точнее - "квадратные" серебряные цепочки итальянского производства, на которые одно время в Таллине был совершенно фантастический спрос. Ситуация становилась критической. По советским законам соболя приравнивались к золоту и иностранной валюте, а тут еще светили иконы с серебром!
- Что, продавали? - службист злорадно торжествовал. - И не отпирайтесь, мы же знаем, что их вам привозил из Средней Азии гражданин Кеэс!
Я не поверил своим ушам: ах вот, что за шкуры! Дело принимало анекдотический оборот. Ведь речь, в данном случае, шла вовсе не о подрасстрельных сибирских соболях, а, всего-навсего, о каких-то там туркменских баранах. Краткое содержание всей истории было таково:
Однажды ко мне явился гражданин Кеэс, он же Вяйно, и рассказал, что привез из азиатской поездки роскошную коллекцию оригинальных каракулевых шкур. Теперь их нужно было продать, и Вяйно, зная мои обширные связи, предложил партию: шкуры - налево, прибыть - пополам. Таким образом он собирался профинансировать свою (нашу) программу по выезду из СССР. Вяйно рассказал, что прикупил, по случаю, в Ходжейли два десятка шкур абсолютно элитных баранов, и всего-то - по 100 рублей за штуку. При этом готовая каракулевая шуба из шести-семи шкур стоила в простом советском магазине порядка 15 тысяч рублей. Поскольку у меня был выход на меховое ателье, куда я сбывал своих соболей, я согласился поучаствовать в бизнесе. В качестве образца Вяйно дал мне небольшой лоскуток нежнейшей шкурки - совершенно белой и отлично выделанной. Мои знакомые в ателье были в полном экстазе и согласились уплатить 20 штук за всю партию оптом. Таким образом, чистый навар должен был составить до 1000%. Not bad!
В условный день и час Вяйно подъехал ко мне на крупногабаритной тачке, набитой драгоценными мехами. Каждая шкура была запакована в отдельный пластиковый мешок, обмотанный сверху толстым слоем целлофана. Мы вместе отправились в ателье. Там нас встретили с энтузиазмом: "Барашков привезли, давайте их скорей сюда!" Наконец, после того, как все упаковки были перетасканы на пятый этаж, а тачка - отпущена, главный шкурных дел мастер, с которым я договаривался, достал сверток с деньгами:
- Ну, вот, ребята: сейчас, давайте, еще раз проверим товар и рассчитаемся!
Мастер взял со стола огромные ножницы и начал взрезать первый пакет. Как только герметичность упаковки была нарушена, в комнате потянуло гнильцой. А когда, наконец, хозяин заведения извлек на свет божий саму шкуру, нас всех, стоявших вокруг, хватила кондрашка: вместо ожидаемого тонкоруного белька, по образу и подобию представленного мной лоскутного эталона, перед нами лежала покрытая грязной шерстью и какой-то молью вонючая, негнущаяся фанера. Вяйно перевернул "каракуль" кожей вверх, и тут выяснилось, что шкура-то наша не только совершенно не обработана, но даже не очищена от органических остатков после снятия! Она в полном смысле слова смердела, распространяя в пространстве тягостные, тошнотворные миазмы.