Я пошел снова в центр. Еще раз позвонил паночкам. На этот раз - успешно. Через полчаса я их встретил обеих, вместе с Димой, на центральной улице, недалеко от Госцирка. С ними было еще пару человек. Все собирались ехать пить к Леннону. Вот тогда мы с ним и познакомились. Леннон сразу представил себя как радикального антисистемщика и несгибаемого идейного антисоветчика. Демонстрируя свою антисистемность, он рассказывал, как сознательно отказался от карьеры чиновника и пошёл в истопники. "Служить системе за пост мелкого советского начальника?" Лицо Леннона обретало трезвое и строгое выражение, и он бил указательным пальцем по столу: "Никогда!"
I. 3. Первая проповедь Абсолюта в церкви Святого Духа. Теперь, как выяснилось, Леннон приехал в Таллин с целью здесь как-то зацепиться, поскольку минская ситуация, в силу своей фундаментальной совковости, сильно его ломала. Вместе с ним была девушка по имени Люти - единственная на настоящий момент знакомая в Таллине, с которой он сошелся незадолго до этого в Киеве, на Подоле, в сквоте каких-то чернокнижников. Сейчас они шли с вокзала, куда только что прибыли на киевском поезде. Леннон был в Таллине впервые в жизни. По случаю такой встречи мы все вместе тут же отправились в магазин, взяли вина по ноль-восемь на человека (меньше в те времена не пили) и отправились квасить во двор близлежащей церкви Святого Духа.
За те полгода, что мы не виделись, Леннон сильно мутировал духовно и представлял теперь не столько диссидента-антисоветчика, сколько мистика-зксцентрика. Первым словом, которое я от него услышал, было "абсолют". "Абсолют" как термин меня круто пробил, поскольку ясно расставлял акценты в моём, тогда ещё только начинавшем формироваться, теологическом сознании.
Незадолго до этого я познакомился с таллинскими адвентистами - их молодёжной секцией. Это были эстонские ребята, неплохо говорившие по-русски и, по случаю, начавшие курировать русскоязычную систему, которая тогда на две трети состояла из сезонных питерцев и москвичей. Штаб-квартира адвентистов находилась как раз в пристройке той самой церкви, во дворе которой мы отмечали нашу встречу. Я, пользуясь случаем, предложил Леннону сходить в гости к представителям этой деноминации и завязать стратегические контакты.
Мы всей компанией, уже под сильным хмелем, завалились в адвентистский штаб. Я представил Леннона как религиозного философа из Минска, и он тут же громким голосом прочёл публичную блиц-лекцию на тему трансцендентального Абсолюта и интегральной веданты. Под пара'ми Леннон был невероятно красноречив, приводил неопровержимые факты существования загробной жизни, интенсивно жестикулируя. По-моему, ленноновская телега пробила всех присутствовавших без исключения. С этого спича в церкви Святого Духа начался мой собственный путь постижения оккультных сторон действительности. Выйдя из штаба вновь на Ратушную площадь, я увидел в талом снеге два блестящих черных камня, формировавших прямой угол в виде буквы "L".
I. 4. На пути к ликбезу. В то время у меня была, в самом центре города (здание примыкает к гостинице "Palace") комната в коммунальной квартире. Я жил у мамы, а это пространство использовал ее как автономный флэт, где периодически ночевали мои иногородние знакомые, устраивались пьянки и тому подобные мероприятия. Соседи, в принципе, были люди покладистые и лишь однажды вызвали милицию - когда Ибрагим залез среди ночи в ванну с пьяными подругами. В эту самую комнату я и поселил на первых порах Леннона.
Всё имущество последнего на тот момент состояло из старого, но солидного кожаного портфеля, набитого специальной литературой типа подборки журналов "Скрижали мага" за 1905 год, Вестника Института Востоковедения со статьёй об индийском йогине Кришнамурти, советской брошюрки "Буддизм" из Библиотечки атеиста. Самой ценной во всём собрании была выпущенная в 60-х годах в Ашхабаде книга "Побоище палицами" - фрагмент древнеиндийского эпоса "Махабхарата" в переводе с санскрита доктора Смирнова (советского востоковеда и врача). Издание было снабжено специальным комментарием переводчика, посвящённым вопросам кундалини-йоги и снабжённым фотографиями настоящих йогинов в невероятных позах, а также схемой чакрамов.
В Таллине Леннон сразу пошел по книжным лавкам и выудил несколько интересных вещей, из которых мне особенно запомнились две: документально-художественная повесть о Тибете Еремея Парнова (названия, к сожалению, не помню), написанная на материале тибетского путешествия ориенталиста Гомоджаба Цыбикова, а также Записки Тартуского университета со статьями по индийской философии и работой бурятского учёного-востоковеда Бидии Дандарона о буддийской мантре "Ом-Мани-Падмэ-Хум". Я, интенсивно впитывая токи новых измерений, начал плотно погружаться в экзотическую реальность восточной философии и магических культов.