Я вообще заметил, что чем дальше едешь от Таллина на восток - тем "меньше хлеба и больше лозунгов" (как сказал некогда дядя Коля). В самом деле, если в Эстонии с агитпропом дела в те времена обстояли более, чем скромно - ну, там, пару портретиков в центре города, да флаги по праздникам, - то Москва - это уже просто кумачовое море. Дальше - больше. На Урале от лозунгов просто уже некуда было деваться, причем габариты их тоже заметно выросли по сравнению с московскими. Однако, сибирский размах - это совершенно новая стадия. Апофеозом этого стиля представлялся огромный склон бурьяна вдоль железнодорожного полотна, в котором был выстрижен профиль Ленина: графически один в один как в Кремлевском Дворце съездов, но раз в десять побольше размером. Можно себе только представить, сколько же красного агитпропа встречается путнику в Китае! Ну а пиком всего должна быть Северная Корея - страна победившей идеологии чучхе (т. е. "опоры на собственные силы").
II. 2. Улан-Удэ. Наконец - Улан-Удэ! Сходим в полном ошалении на перрон, почва под ослабшими от долгого сидения ногами качается. Естественно, похмелье. Что делать, куда идти - тоже непонятно. Выходим с вокзала в город. Я смотрю по сторонам и замечаю идущего по улице человека интеллигентного вида, в очках - тип сибирского учёного из академгородка. Полагаю, что человек должен знать, где тут в принципе может находиться буддийский монастырь. Когда он поровнялся с нами, я его так и спросил: "Скажите пожалуйста, как пройти к буддийскому монастырю?"
Интеллигент смотрит на всех нас некоторое время с полным недоумением, но выяснив в общих словах, кто мы и что мы, предлагает первым делом пойти опохмелиться. Он, собственно говоря, так и шёл поутру опохмеляться. В каком-то аквариумного типа шалмане мы все принимаем за его счёт по полному граненому стакану настоящей сибирской водки, фонареем окончательно, и тут человек предлагает нам, как гостям издалеча, отправиться к нему домой, отдохнуть с дороги. Мы, естественно, не отказываемся.
Человека этого звали Володя (по фамилии что-то вроде Подберезского). Он был одним из главных местных богемщиков, известный своими пижонством и запойностью. Вскоре после нашего прибытия Володина квартира стала заполняться другими людьми, каждый из которых приходил непременно с батлом, причём пренепременно — с белой. В общем, квас, музыка, сибирский хаус... Наконец, я спрашиваю хозяина:
- Володя, а трава тут у вас есть?
- Ну, этого добра здесь море!..
Он тут же он куда-то звонит, и через пять минут в дверях появляется юный бурят по имени Вадик. Оказывается, что это младший брат одного из Володиных гостей, и тут же парню даётся задание свезти нас на плантацию незамедлительно. Мы с Димой, Ирой, Вадиком и неизвестно откуда взявшимся малолетним приятелем Вадика Витей-шкетом садимся в автобус на остановке перед самым домом и едем минут десять. Сходим, и через пять минут ходьбы через какие-то заросли оказываемся на практически бескрайней плантации каннабиса. Каннабис, естественно, дикий. Его качество нам пришлось оценить уже через несколько минут. Я впервые в жизни видел как живую плантацию, так и элементарный метод сбора ручника. Растения растирается между ладонями, одно за другим, пока те не покроются зелёным налётом пыльцы. Потом эта пыльца скатывается в шарик - и можно курить.
Бурятская масть, а именно ручник - одна из самых застёбывающих, которые мне когда-либо приходилось пробовать. Стебает с неё так, что просто дыхание перехватывает, а бедному Вадику просто стало плохо: побелев, он полувозлёг, но при этом мышцы лица и брюшной области мучительно продолжали сокращаться от беззвучного смеха.
II. 3. Дацан. На следующий день решили поехать, наконец, в монастырь, или как это называется по-бурятски - дацан. Путь к дацану оказался неблизким, ибо находился последний километров за восемьдесят от Улан-Удэ, под Иволгинском. До самого Иволгинска мы с Димой, Ирой и Вадиком добрались автобусом, а потом нужно было пилить через гигантское поле, густо поросшее конопелью, ещё несколько километров в сторону сверкавших на фоне голубого саянского хребта золотых крыш монастырского комплекса.
Пересечение этого поля взяло у нас несколько часов, ибо периодически мы делали остановки для сбора пластилина и его раскуривания. Перед деверями обители мы предстали уже перед самым заходом. Наши руки отягощались целлофановыми кульками, набитыми свежесобранной травой, а у Димы травой был набит ещё и рюкзак. На голове у него была большая фетровая шляпа а-ля Джон Мэйел, из под которой выбивались космы нечесаного хайра, на заднице - вытертые драные джинсы, в руках - паломнический посох. На мне была надета белая футболка с надписью черной тушью по-тибетски "Ом-Мани-Падмэ-Хум", на шее - колокольчики и магические амулеты, на бэксайде - такие же джинсы, на голове - такой же хайр. Кроме того, мы все были обмотаны длинными лентами серебряной фольги, которую нашли по пути.