Я давно пытался выяснить, что движет людьми, срывающими с себя одежду в публичных местах, и прежде всего - в священных. Козельский тайновидец отец Серафим, с которым я был знаком еще по Щелковской, на этот счет сказал мне, что у них в Оптиной в каждом приличном храме, в свечном ящике за алтарем, на всякий пожарный, держат наготове халат. А одежду с себя человек срывает потому что она ему мешает взлететь - бывает такое ощущение в особых состояниях. Так что нашим эстонским батюшкам опыт оптинских старцев очень бы пригодился!
Тем временем народ из трапезной потянулся к выходу. Началось! Питерцы еще раз, на посошок, закинулись своими таблетками и в оживлении пошли занимать места. Мы отправились вслед за ними. В небольшом храме собралось человек с полсотни. Отец Василий начал священную литию с обращений к Святому Духу триипостасного божества, церковный хор огласил пространство надмирными гармониями. Паства пыталась подтягивать нестройными голосами, а потом в общий хор стали прорываться какие-то странные фальцетные взвизги и подвывания. "Бесы проснулись!" - сказал Эдик и перекрестился.
Отец Василий махнул в сторону собрания кистью со святой водой. Над головами полетел по дуге рой искрящихся брызг. Несколько капель упало на меня и на стоявшего рядом солидного мужчину с аккуратной бородкой, в очках и добротном пальто. "Блядь, опять дождит!" - неожиданно произнес он тягучим гнусавым голосом, а потом вдруг почему-то упал на четвереньки и бросился с собачьим воем под лавку. Публика шарахнулась в разные стороны, а с задних рядов зычно закричал другой бес: "Водку давай, коньяк!" Здоровый дядька в телогрейке, с нечесаной бородой, как русский раста, топтался в темном углу, переминая в руках шапку и выпучив глаза. Священник махнул в его сторону кистью: кыш, нечистая сила!
Атмосфера в молельне накалялась. Отец Василий запалил кадило, вокруг распространился запах ладана. Стоявшая вперели молодка с точеным ликом софийного ангела вдруг отпрянула назад, замахав в воздухе руками, а потом у нее будто бы из самого чрева кто-то проговорил густым басом:
- Фу, дышать нечем!
- Ты кто такой, как тебя зовут? - обратился к бесу отец Василий, еще раз наподдав ладаном и покропя вдогонку водицей.
- Легион!
Тучи сгустились, накатила атмосфера суеверного ужаса. Молодка, словно зомбированная, вступила в диалог, отвечая на вызовы Василия Всесильного утробным голосом инородного существа.
- Что вам надо?
- Шоколада!
- Водки давай, коньяку! - вновь послышались крики из темного угла. Под скамейками, укрывшись от святой воды, завыли болящие.
Всего бесновалось человек десять, кто - по-тихому подвывая, кто - буйно откидываясь навзничь, с пеной у рта, по нескольку раз подряд. Тех, кто совсем в нокауте, водили в трапезную - отпаивать чаем, а потом отчитки продолжались: с кадилом, кроплением, помазанием, чтением и пением канонов, диалогами с бесами и прикладыванием бесомых к честному кресту и святым дарам.
Наблюдая публику, я заметил что, пожалуй, больше всего от происходящего тащились питерские циклодольщики. Они, действительно, кайфовали в полный рост - судя по их восторженным лицам и вытаращеным глазам со зрачками в пятак. Наверное, они воочию созерцали летающих под потолком упырей, слышали эзотерические нашептывания обрамленных иконными окладами темных ангелов и единственные во всем собрании понимали, как разводит вий в облачении священника собравшуюся аудиторию на хип-хоп, трулль-ля-ля! "Это еще что, - сказал Эдик, - вот в Псково-Печерской лавре, на отчитках у отца Адриана, одновременно человек по пятьдесят беснуется - всю ночь напролет, до третьих петухов!"